«Профсоюз ― это война на истощение»

Какие методы придётся использовать? С какими проблемами столкнём­ся? Готовых ответов не существовало. В общем, наши представления были далеки от того, что получилось в ре­альности. Но, могу сказать, что всё получилось даже успешнее, чем задумывали. За три года мы приняли уча­стие или организовали не одну кампанию против коммерциализации образования, против превращения его в товар. А попыток в той или иной форме перевести образовательную систему Украины на рыночные рельсы пред­принималось уже немало.

— А. Л.: Кто стоял тогда у истоков профсоюза?

— А. М.: Получилось так, что это была инициатива буквально троих людей из Киевского национального университета имени Тараса Шевченко — «главно­го» университета страны. Красный корпус, я думаю, знают все, в том числе в России. Все видели его на множестве открыток про Киев. Он считается «лицом» образования Украины. И, как ни странно, именно этот вуз славится своим консерватизмом, абсолютной властью администрации и, что наиболее печально, пассивностью студентов. Университет Шевченко ― это некое болото.

Сперва появилось несколько инициативных людей ― всего трое-четверо анархистов. Идея студенческого профсоюза долго вынашивалась в головах ― объединения радикального, боевого, которого в Украине к тому времени не существовало. Причём мы подошли к профсоюзу не как к правозащитному ин­струменту, а сразу рассматривали его как звено революционных движений. «Прямое действие» должно было стать политизированным синдикатом.

― А. Л.: То есть, у вас не было изначально профсоюзнического подхода к созданию «Прямого действия»? Почему?

― А. М.: Да, тред-юнионизм был нам чужд. Борьба за права студентов ― это дело самих студентов. Наша же задача ― дать инструментарий для этой борьбы, чтобы люди сами могли им воспользоваться. Более того, если нам предлагают заняться какими-то кампаниями в защиту студентов очередного университета, при том, что сами студенты не собираются делать никаких телодвижений, то мы от таких кампаний отказываемся. В конце концов, мы не Мать Тереза. Зачем тратить своё свободное время, зачем прилагать усилия к тому, что не даст никаких плодов? Допустим, есть масса либеральных орга­низаций в Украине, которые тоже занимаются студенческой тематикой, и у них подход несколько другой. Они постоянно ходят на переговоры в Минобра­зования, обивают там пороги, шлют миллионы запросов, договариваются с оппозиционными депутатами про лоббирование студенческих интересов с три­буны парламента. Для них главное ― это непосредственный результат. Допустим, необходимо любым способом отменить какое-то постановление, кото­рое ущемляет права студентов. Мы же думаем, что если нет мобилизации, если это будет делаться без привлечения самих студентов, то силы потрачены впустую.

― А. Л.: Может быть, это не самая бессмысленная модель деятельности, когда люди ориентируются на достижение какого-то конкретного результата через задействование в том числе административных ресурсов, властных механизмов? Ведь это, наверное, не так плохо, если удаётся улучшить жизнь студентов и образование в целом?

― А. М.: Думаю, название нашего профсоюза говорит само за себя ― мы за методы прямого действия. Заигрывать с каким-то властным кланом не имеет смысла в принципе. Это не работа на перспективу. Зачем, допустим, отменять очередное постановление или распоряжение администрации вуза, если из этого не будет извлечён какой-то урок, если не будет приобретён опыт борьбы, опыт коллективного действия? В конце концов, если нет мобилизации, если нет политического потенциала, то та же администрация вуза, те же чиновники министерства с лёгкостью опять смогут принять такое же распоряжение, либо что-то ещё хуже. Нужно, чтобы кровопийцы дрожали, чтобы они боялись волны недовольства. Мы понимаем, что бояться они будут только одного ― самоорганизации. Кроме того, начальство меняется, приходят новые политики, а прослойка бюрократов среднего звена остаётся на своих постах в тече­ние долгих десятилетий, и бояться они могут только коллективного действия.

— А. Л.: Какие были ваши первые действия, акции в формате профсоюза?

— А. М.: В 2008 году, во время премьерства Юлии Тимошенко, «Прямое действие» боролось против инициативы Кабинета министров ввести принудитель­ные отработки для выпускников вузов. Они должны были работать фактически за копейки на государство. Таким образом государство пыталось заткнуть дыры в экономике молодыми специалистами, которым нужно искать работу во что бы то ни стало. Победить эту инициативу Кабинета министров нам уда­лось относительно малой кровью. Были заявления в прессе, критические статьи, круглые столы, переговоры с Министерством образования и науки, ульти­матумы, уличные акции. Мы тогда провели большой рок-концерт на Крещатике. В итоге, депутаты отложили рассмотрение законопроекта. Это то самое прямое действие, которое дало результат.

― А. Л.: Какие-то ещё были у профсоюза заметные кампании? Какие ещё проблемы образования вы поднимали?

― А. М.: Например, против введения платных услуг в образовании. Такую практику пытаются вводить во многих университетах Европы, да и по всему миру, демонтируя остатки социального государства. В этом смысле Украина не является исключением. У нас попытки резкой коммерциализации предпри­нимались уже дважды. Впервые это было во времена Тимошенко, ещё в 2009 году. Тогда «Прямое действие» вместе с другими молодёжными организа­циями фактически впервые организовало всеукраинскую акцию протеста. Каково было наше удивление, когда буквально на следующий день после акции Кабмин собрался на экстренное заседание. Постановление о платных услугах отменили.

Самая массовая наша акция, которая действительно прогремела на всю Украину, прошла ровно год назад, 12 октября. Тогда мы протестовали против ана­логичного постановления, принятого уже правительством Николая Азарова. Вместе с союзниками из молодёжной организации «ФРИ» удалось вместе вы­вести тысячи студентов в Киеве, во Львове, в Харькове, в Житомире, в Симферополе, других городах. В общей сложности, по всей Украине подключи­лось где-то 20 тысяч учащихся. Мы даже не рассчитывали на такую огромную мобилизацию. И что меня больше всего поразило тогда — реакция власти. Они поняли, что есть угроза массовых выступлений, не подконтрольных власти, политическим партиям, официальной оппозиции.

Могу сделать комплимент аналитикам Администрации президента. Они поняли, в чём угроза, и за день до акции президент Виктор Янукович вызвал «на ковёр» премьера Азарова и сказал ему, что нужно постановление отменять. Азаров, конечно, сделал такое кислое лицо, сыграл плохого ученика, и в тот же день Кабинет министров заявил, что постановление отменят. Они хотели, чтобы студенты не выходили на улицы — это был упреждающий удар. Конеч­но, какой-то процент мобилизации, может быть даже большой процент, они сбили. Но, так или иначе, на следующий день – 20 тысяч протестующих по всей Украине! Такого в истории нашей страны ещё не было. Чертовски приятно ощущать, что мы многое делаем здесь впервые.

― А. Л.: Но власть всё-таки научилась действовать на опережение?

― А. М.: Тогда, осенью 2010 года, мы впервые столкнулись с опережающей реакцией властей. Так же они поступали зимой и весной этого года во время кампании против нового закона «О высшем образовании». По этому закону можно будет повышать плату контрактникам уже на протяжении обучения, а Минобразования сможет как угодно поднимать проходной балл на стипендии. Заочная форма обучения полностью переводилась на контракт, а школы ожидала новая волна коррупции. В конце концов, новый закон до сих пор не принят – в первую очередь, благодаря протестам. Сейчас в него вносят кос­метические изменения и, что самое интересное, из него убирают наиболее мобилизационные пункты, оставляя какие-то вещи, опять же, позволяющие за­рабатывать на студентах, но не в такой открытой форме.

Вообще, власти и конкретно Министерство научились сбивать мобилизацию. Я более чем уверен, что в ближайшие годы государство не будет делать рез­ких шагов по коммерциализации образования. Сейчас они уже понимают — это может вызвать бунт. От образования будут откусывать по кусочку. Это се­рьёзная проблема, так как если забрали немного сегодня, немного завтра, ты не станешь выходить на улицу, проводить массовые собрания у себя в студ­городках. В конце концов, положение ухудшается, но мобилизовать против этого людей нереально.

Вузовские администрации тоже учатся действовать на опережение. Если раньше они не могли игнорировать любые наши попытки проводить протестные кампании, закрывать на это глаза, то сейчас они тоже пробуют противодействовать. Ещё вчера господа бюрократы были не пуганы. А сейчас они пробу­ют вести контрпропаганду, мониторить каждый наш шаг. Скажу без лишнего пафоса, что значительный процент посетителей сайта «Прямого действия» ― это наши классовые враги. Доходило до смешного. Наши товарищи ловили своих деканов на чтении сайта «Прямого действия». Они комментили статьи о самих себе. Они уже следят, пробуют подавлять протест, создают липовые студенческие организации, подключают административный ресурс. Это услож­няет деятельность, но, с другой стороны, более чётко видна линия фронта.

― А. Л.: Расскажи, в каких городах есть «Прямое действие»? В основном, насколько я понимаю, профсоюз сосредоточен в Киеве. Как про­исходило расширение на другие города?

― А. М.: В основном, «Прямое действие» ― это Киев, по многим причинам. Началось всё, как я уже говорил, с университета имени Шевченко. Затем по­явились люди в Киево-Могилянской академии, Киевском Политехе, Педуниверситете имени Драгоманова, других киевских вузах. Самая мощная ячейка в Киево-Могилянской академии ― там несколько десятков человек состоит, очень много симпатизирующих. В Могилянке очень активное студенчество. Ещё несколько лет назад академия была базой для украинских националистических организаций. Однако сейчас всё кардинально поменялось. Я наде­юсь, что в том числе и благодаря «Прямому действию». Сейчас, если человек поступает в Могилянку, то у него есть достаточно большие шансы выйти от­туда «культурным марксистом», пользуясь фразеологией Брейвика.

За последние полгода начали появляться первички в других городах. Это, в первую очередь, Хмельницкий, где уже существовала небольшая, но доволь­но активная левая среда. Во-вторых, в Симферополе студенты решили делать автономную от Киева профсоюзную ячейку, они назвались «Студенческое действие» и уже довольно активно себя проявили. Сейчас появляются ячейки в других городах-миллионниках ― Харькове, Донецке, Днепропетровске, Запорожье, Одессе. Мы хотим постепенно выходить на Западную Украину, сейчас уже создана первичка в Ровно. Там, по понятным причинам, гораздо сложнее работать, потому что очень сильны позиции националистов. Но, я думаю, нам всё под силу.

— А. Л.: Ультраправые пытаются как-то установить контроль над студенческим движением?

— А. М.: Со стороны ультраправых такие попытки были впервые предприняты зимой этого года. Они долгое время ломали голову, почему у них не полу­чается активно работать по линии социальных протестов. У них есть успехи в политике, но в социальных протестах – нет. Правых, естественно, не устраи­вает, что такая благодатная почва, как студенческое движение, не находится под их контролем. Поэтому они решили вклиниваться, перехватывать. Одна­жды, в конце февраля, они пришли на нашу акцию против образовательных реформ, попытались возглавить колонну и вообще перехватить мероприятие. Правые и раньше позволяли себе приходить на наши демонстрации, устраивать разные провокации, кричать националистические лозунги, приносить свою символику. В результате у них выработался стереотип, что леваки и профсоюзники ― они все терпилы. Мол, «леваки будут терпеть, а мы будем наглеть всё дальше». Также они рассчитывали и в этот раз. Однако тогда студенты, которые шли в первых рядах, — ребята и девчонки, — дали им бой. Была знатная потасовка, в результате которой нацикам пришлось отступить. Отыграться они решили позже, когда в тот же день напали на наших товари­щей возле Могилянки. Били без разбору — девушек, парней, преподавателей и даже прохожих. Мрачные люди…

― А. Л.: В конце сентября «Прямое действие» стало инициатором проведения студенческого контрфорума в Киеве, приуроченного к фору­му министров образования европейских стран. Насколько я знаю, вас начали разгонять, как только вы стали организовывать палатки на месте проведения контрфорума. Но всё-таки что-то удалось провести?

― А. М.: Как только мы начали разворачивать атрибутику на Михайловской площади в центре Киева, к нам сразу же стали подбегать менты, говорить о том, что всё запрещено. Даже жалкая попытка дать пресс-конференцию чуть было не увенчалась побоищем. Тогда мы решили перейти на соседнюю пло­щадь — Софийскую, и тут началась огромная потасовка с милицией. Все были в шоке, задержали четверых ребят. Но респект товарищам ― вторую пло­щадь удалось отстоять. Мы провели то, что хотели, мы набирались опыта, мы говорили те вещи, которые должны звучать на контрфорумах — а именно видение альтернатив современного образования.

На второй день контрфорума мы планировали уже не культурную и академическую программу, а демонстрацию и блокаду министерского форума. Но, опять же, милиция пыталась нам очень сильно помешать. Как только мы собрались на Михайловской, дорогу демонстрации преградили стройные отряды «Беркута» ― это наш украинский ОМОН, в полной экипировке. Рядом уже стоят автозаки — потенциальных бунтарей будут сразу сажать. Кстати, атмо­сфера, которая царила на площади, действия милиции ― всё это мне очень напомнило Россию, напомнило «Стратегию-31», марши несогласных, вспом­нились озверелые, жирные морды московских омоновцев. То, что я раньше видел только по телевидению, нам пришлось увидеть вживую на улицах Киева. Менты набросились на нас, взяли в каре. К слову, в это каре попали даже журналисты, операторы центральных телеканалов. То есть, уже ни с кем не церемонились. Конечно же, мы не растерялись и уже там, окружённые «Беркутом», начали проводить лекции, семинары. Всё было живо, весело. Когда видишь такую солидарность – никакое государство, никакая полиция не страшны.

― А. Л.: Как ты в общем оцениваешь проведение контрфорума? Несмотря на противодействие властей и милиции, это было успешное меро­приятие?

― А. М.: Наш контрфорум был подготовлен в разы серьёзнее, чем форум министров. Это были почти два месяца подготовки, написания массы текстов, мобилизации студентов, агитации в студенческих городках, работы с прессой, изготовления символики. Контрфорум клепался в наших квартирах, подва­лах, гаражах. Ребята после учёбы и работы вечерами собирались и работали для контрфорума. Были подготовлены резолюции, требования, анализ собы­тий, которые происходят в разных странах. Мы поняли, что государство абсолютно некомпетентно в вопросах образования. При этом форум министров как таковой провалился. Туда собралось не более четырёх министров образования, один из которых ― ваш министр Фурсенко, а остальные страны при­слали каких-то клерков ― замминистров, глав департаментов, которые не были уполномочены подписывать какие-либо документы и протоколы. В то время как на наш форум мы пригласили реальных активистов из Грузии, Белоруссии, России, Британии, которые рассказывали о своём опыте борьбы, о проблемах в их странах. На нашем контрфоруме всё гораздо серьёзнее получалось, чем у чиновников.

― А. Л.: Ты говорил, что и участники контрфорума, и журналисты, и общественность в целом – были очень удивлены действиями милиции во время разгона. Можно ли это рассматривать как своего рода тревожный сигнал политической, в том числе леворадикальной, оппозиции в Украине? Сигнал о том, что в вашей стране начинает реализовываться российский сценарий с ужесточением политического режима?

— А. М.: В Украине очень многие, особенно из числа представителей либеральной интеллигенции, публицистов, боялись повторения российского сцена­рия. С момента прихода Виктора Януковича к власти мы видим, что российский сценарий начинает активно насаждаться. Не потому, что Янукович так сильно ориентирован на Россию, нет. У него своя игра, у него и его кланов свои бизнес-интересы, которые не так сильно сходятся с российскими. Послед­ние газовые переговоры – тому свидетельство. Но социальная модель общества, которая сейчас построена в России, ― авторитарный, консервативный режим с сильным полицейским аппаратом, с постоянной волной неолиберальных реформ, ― их полностью устраивает.

Дело в том, что Россия ушла намного дальше Украины в продвижении неолиберальных реформ. Например, у нас до сих пор действует советский Кодекс законов о труде, а новый Трудовой кодекс так и не принят. Сейчас украинская власть достаточно активными темпами навёрстывает то, что удалось сде­лать Путину и Медведеву за последние одиннадцать лет. Такой вот режим банановой республики ― с бедным населением, с богатой элитой, с разжирев­шим чиновничьим аппаратом. Мечты об украинской демократии сразу же рухнули.

― А. Л.: Если бы во главе государства встала Юлия Тимошенко, ситуация была бы другой?

― А. М.: Скажу достаточно крамольную вещь, как для украинской интеллигенции, так и для проводников политического мэйнстрима в Украине. Я не думаю, что при Юлии Тимошенко всё было намного лучше. Нам уже приходилось бороться с антирабочими и антисоциальными реформами, которые нача­лись ещё во время премьерства Тимошенко. Тот же новый Трудовой кодекс ― за него голосовала вся нынешняя оппозиция, когда власть ещё была у них. Вся нынешняя оппозиция голосовала за новый Трудовой кодекс в первом чтении, сейчас же этот кодекс для них – как красная тряпка. Они говорят теперь, что борются за рабочих и студентов, готовы отстаивать их права и интересы. Господа, это ― лицемерие!

Я не думаю, что режим Тимошенко серьёзно отличался бы от режима Януковича. Всё достаточно просто, и здесь не какой-то уникальный случай Украи­ны. Во всём мире – какие бы правительства ни приходили, даже если они социал-демократические или лейбористские – всё равно они залатывают дыры в бюджете за счёт наёмных работников, за счёт населения. Я более чем уверен, что при Тимошенко было бы то же самое. Единственное отличие – в том, что Янукович с Азаровым принимают меры намного уверенней и настойчивей. И я также не считаю, что полицейское насилие, которое у нас сейчас есть, было бы значительно слабее при Тимошенко. Потому что непопулярные меры всегда сопровождаются дубиной.

― А. Л.: Как ты относишься к процессу над Тимошенко и приговору ― 7 лет тюрьмы? Можно ли рассматривать процесс над ней как аналог российского процесса над Ходорковским?

― А. М.: Режим показывает зубы. Это абсолютно прекрасная и ясная аналогия с Ходорковским. Персонажи, — ни один, ни второй, — не вызывают у меня абсолютно никаких симпатий. Но дело в том, что сейчас создался своего рода репрессивный контекст для нас, политических активистов. Если режим показал силу, посадив даже крупнейшего оппозиционера, то сажать обычных ребят с улицы будет намного проще. Сейчас только остаётся вопрос, когда и при каких обстоятельствах это будут делать.

― А. Л.: В контексте этих новых для Украины условий как ты рассматриваешь перспективы развития социальных инициатив и профсою­зов?

― А. М.: Сложный вопрос на самом деле. Я вижу, если честно, у профсоюзов самые позитивные перспективы, прежде всего, ― путь к эмансипации. Ещё дедушка Ленин писал, что профсоюз ― школа коммунизма. Здесь происходит не только классовая борьба, здесь происходит колоссальное обуче­ние на собственном опыте и выработка альтернатив — того, что нужно делать дальше. Профсоюз ценен тем, что он зацепляет глубины общества и произ­водства на местах. Он показывает нам кардинальные, революционные изменения, к которым мы стремимся. Эти изменения невозможны без перемен бук­вально на каждом крупном предприятии, без перемен в конкретных университетах, без изменений в бедных кварталах. Это пространство, которое нам нужно завоёвывать. Я скажу, наверное, спорную вещь, но партии показали неспособность завоевать это пространство. Но тут встаёт серьёзный вопрос ― насколько хватит закалки? Профсоюз ― это война на истощение. Если ты – активист профсоюза и делаешь что-то у себя на рабочем или учебном месте, то находишься в ситуации постоянного стресса. Насколько ты способен жертвовать своим личным временем, наконец, жертвовать своей спокой­ной жизнью и спокойствием своих родных? На сколько тебя хватит? ― вот главный вопрос профсоюзной борьбы.

― А. Л.: А конкретно перспективы вашего профсоюза какими ты видишь?

― А. М.: Про перспективы «Прямого действия» говорить сложно. Я думаю, всё будет отлично, всё будет позитивно. Что сейчас главное? Главное ― пере­дать опыт молодому поколению. В следующем году выпускается достаточно большая часть так называемых «старых активистов», которые уже несколь­ко лет в движении. Действительно, разрыв между поколениями серьёзен в любых организациях. В студенческих профсоюзах он стоит особенно остро, по­скольку студенты учатся всего-навсего пять лет. И за пять лет, даже если ты пришёл в профсоюз, допустим, на втором-третьем курсе, у тебя остаётся до­статочно мало времени, чтобы полноценно влиться во всю эту масштабную деятельность. Нужно передать опыт молодым, чтобы они уже работали в проф­союзе и вели его дальше.

― А. Л.: То есть приход к власти Януковича и ужесточение режима тебя не пугают ― как работа велась, так и будет вестись?

― А. М.: Ну, допустим, новый Трудовой кодекс, скорее всего, примут. Он радикально урезает права профсоюзов в заключении коллективных договоров, подписании отраслевых соглашений. Но весь прикол в том, что небольшие радикальные профсоюзы, которые только начали зарождаться, этого и раньше не могли делать. Возможно, ситуация даже лучше ― это радикализация борьбы, это более высокий градус классового конфликта. Об этом Троцкий писал: «Чем хуже, тем лучше», и тут же добавлял: «но в ситуации, когда рабочий класс организован». Сейчас нужно организовать наёмных работников, а плохо уже стало.

“Новый смысл”

Схожі статті

Напишіть відгук