Молодая Америка

“Власть студентам”

Несколько лет назад в среде демократически настроенного американского студенчества появился лозунг: “Власть студентам”. Экстремистские элементы поспешили интерпретировать его в плане необходимости завоевания студентами общеполитической, государственной власти. Тем самым они сыграли на руку правящим кругам США, пропаганда которых подняла невообразимый шум с требованиями сокрушить бунтарей до тех пор, пока они не привели страну к “хаосу и разрухе”. К ним присоединился и выставляемый иногда в качестве идеолога бунтующего студенчества Герберт Маркузе, который начал пугать общественное мнение теми пагубными последствиями, к которым привело бы завоевание студентами власти. В одном из своих интервью он, в частности, заявил: “Везде, всегда подавляющее большинство студентов консервативно и даже реакционно. Таким образом, студенческая власть, если она будет демократичной, окажется консервативной, а то и реакционной”.

Весь этот шум потребовался правящим кругам лишь для того, чтобы оправдать свой отказ выполнить требования студенчества, убедить общественное мнение в том, что студенты требуют якобы невозможного.

Вместе с тем в отличие от Экстремистов большинство американских студентов вкладывает в лозунг “власть студентам” вполне реальное, демократическое содержание. Они требуют таких академических, социальных и политических прав, которые гарантировали бы студентам возможность быть полноправными гражданами, несущими полную ответственность за свои дела, за дела университета и общества. Именно об этом свидетельствуют не прекращающиеся в последние годы выступления и “бунты” в университетских центрах США.

Взрыв в Беркли

Мировую известность Калифорнийский университет, расположенный в Беркли, получил после событий, произошедших в 1964/65 учебном году.

Зимой 1964/65 года студенты Калифорнийского университета в Беркли выступили с протестом, когда администрация запретила политическим и общественным организациям, развивающим свою деятельность за пределами университетского городка, собирать средства и распространять литературу для вербовки новых членов на территории университета – практику, давно установившуюся в Беркли. Это возмущение студентов обратило на себя особое внимание, так как Беркли занимает видное место среди американских университетов. В Беркли 27 500 студентов, существует он на средства штата, учение в нем бесплатное, преподаватели высококвалифицированные. (Среди них несколько лауреатов Нобелевской премии.) Кроме того, университет славится своей терпимостью в политических и социальных вопросах: “Вряд ли во всем мире есть какое-либо другое место, где недовольный чувствует себя так хорошо”, – сказал один посетивший Беркли иностранец”.

Эти слова были написаны в журнале “Америка” через год после упомянутых событий. В период же самих событий тон официальной прессы и отдельных политических деятелей и деятелей образования был несколько иным. Вот что они тогда говорили и писали.

Губернатор штата Калифорния Эдмунд Дж. Браун: “Мы не можем идти на компромисс с революцией, происходит ли она в университете или в любом другом месте”.

Канцлер Калифорнийского университета в Беркли Эдвард Стронг: “Законные власти университета получили вызов и подверглись нападению революционным путем”.

Газета “Репортер”: “Сколь бы невозможным казалось это для сторонних наблюдателей, события в кэмпусе Беркли… были небольшой по размерам, но настоящей революцией. В результате постоянных нарушений университетского распорядка, сидячих забастовок, почти каждодневных массовых демонстраций и, наконец, забастовки студентов и преподавателей к декабрю здесь практически перестала существовать власть администрации и преподавателей”.

Журнал “Лайф”: “Это меньшинство сумело воспламенить громадное число молодых умов в США, вызвало прекращение занятий, вынудило 500 полицейских, прибыть в “Зал Спрол” для произведения 782 арестов, собрало почти 10 тысяч подписей под петицией регентам и добилось поддержки своих требований со стороны довольно значительного большинства преподавателей. Как они добились этого?”

Действительно: как? Но прежде – почему и за что боролись студенты в Беркли?

Непосредственные выступления студентов начались с того момента, когда 14 сентября 1964 года администрация объявила университетской собственностью прилегающий к кэмпусу район Банкрофт-Телеграф, где до тех пор различные студенческие организации политического характера могли проводить свою деятельность. С включением этого района в кэмпус студенты были лишены такой возможности, поскольку, в соответствии с университетскими правилами, организациям, патронирующие группы которых находятся вне университета, запрещается на территории кэмпуса вести свою пропаганду, собирать средства и т. п.

Такой мерой администрация хотела преградить путь для деятельности в университете тех студенческих групп, которые в свое время боролись против маккартизма, против присяги лояльности, против деятельности в стенах университета Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, а теперь принимают активное участие в борьбе за гражданские права и свободу, за мир во всем мире, за прекращение агрессии американского империализма во Вьетнаме.

Монополистические круги США не случайно избрали университет в Беркли в качестве основного объекта для широкого наступления на элементарные права студентов. Их давно уже тревожил тот факт, что свыше 10 процентов студентов университета принимали к этому времени непосредственное участие в выступлениях за гражданские права как на Юге США, так и в своем штате.

Предприняв наступление против студентов в Беркли, реакция рассчитывала покончить с развитием среди них демократических тенденций. Она не ожидала серьезного сопротивления со стороны студентов. Но студенчество поднялось на борьбу. Это была борьба за элементарную демократию, провозглашаемую конституцией США, за право слова, организации, выступлений по политическим и социальным вопросам. Мысли студентов хорошо выразила одна из руководительниц выступления в Беркли, Бегтина Аптекер, заявив, что отмеченные “права есть в конституции лишь потому, что никто ими не пользуется, хотя очень многие думают наоборот”. Студенты же Беркли посредством борьбы решили добиться возможности пользоваться этими правами.

Они не требовали чего-то чрезмерного. Их первое требование основывалось на положении, зафиксированном в официальных документах, которое гласит: “В соответствии с первой поправкой раздела о правах и гражданских свободах университет не может применять дисциплинарные меры против членов университетского общества и организаций. В этих случаях члены университетского общества подпадают под юрисдикцию гражданских властей”. Иными словами, студенты добивались того, чтобы дела за их политическую деятельность рассматривались гражданским судом, а не решались посредством дисциплинарных мер, вплоть до исключения университетской администрацией.

Но и в этом более чем скромном требовании администрация увидела угрозу своим устоям, пользуясь которыми она контролирует мысли и умонастроения студентов, может объявить любое их выступление “действием незаконного характера” и на этом основании применить к студентам дисциплинарные меры. Администрация заявила, что университетские правила не подлежат обсуждению, что только она может определять, что законно и что незаконно в университете.

В ответ на эти действия администрации студенты организуются 5 октября 1964 года в “Движение за свободу слова”, которое и возглавило борьбу в университете.

Так обстояло дело с “терпимостью в политических и социальных вопросах” в университете в Беркли, о которой говорится в приведенной выше цитате из журнала “Америка”.

Но не только борьбу за демократические права вели студенты Беркли во время своего осенне-зимнего выступления в 1964/65 годах. Это была также борьба за социальную справедливость, за интеллектуальную свободу, против пороков, присущих системе высшего образования в США.

Посмотрим, соответствует ли действительности утверждение некоего посетившего Беркли иностранца, который, по словам журнала “Америка”, заявил: “Вряд ли во всем мире есть какое-либо другое место, где недовольный чувствует себя так хорошо”.

Оказывается, многие американцы, в том числе и постоянно проживающие в Беркли, думают по-иному. К их числу относятся, в частности, преподаватели политических наук университета в Беркли Шелдон С. Воллин и Джон X. Шаар, которые в “Нью-Йоркском книжном обозрении” писали: “Для многих студентов вся система (образования) кажется превращением университетского общества в фабрику по массовому производству машин из людей… То, что произошло в Беркли, нельзя понимать, как фанатический взрыв малолетних преступников или неблагодарных бунтарей. Эти студенты нарушили правила и законы в конвульсивных попытках принудить к действиям администрацию, которая не желала слушать их справедливые требования и рассматривать их как полноправных членов интеллектуального общества”.

В соответствии с утверждением журнала “Америка” “толчком к беспорядкам был арест одного студента, который умышленно нарушил распоряжение администрации”.

Не стоит говорить о том, сколь упрощенно смотрит журнал на вопрос о “беспорядках”. Но в нем извращена, мягко выражаясь, и фактическая сторона. Джек Вайн-берг, член “Конгресса борьбы за расовое равенство”, который фигурирует в журнале под именем “одного студента”, был арестован наряду с другими студентами 1 октября за распространение литературы своей организации. Это была очередная провокация со стороны администрации и полиции, рассчитанная на то, чтобы запугать студентов и заставить их прекратить борьбу. Накануне, 30 сентября, администрация применила дисциплинарные меры к восьми студентам, представлявшим другие демократические студенческие организации. Когда эти восемь студентов были вызваны в деканат, то туда явилось 450 студентов с заявлением, что они также подлежат дисциплинарным взысканиям, так как тоже принимали участие в действиях, за которые была наказана восьмерка. Администрация отказалась беседовать с ними. Студенты начали сидячую забастовку. Администрация пошла на новую провокацию, исключив из университета восемь указанных студентов на неопределенный срок.

Таким образом, арест Джека Вайнберга был уже третьей по счету провокацией за эти два дня. Но расчет администрации запугать студентов не удался. Студенты решили продолжать борьбу. Они окружили полицейскую машину, в которую был брошен Вайнберг, устроили вокруг нее сидячую забастовку, и машина не могла увезти арестованного студента. Здесь же состоялся митинг, во время которого выступавшие требовали снятия обвинения против восьми исключенных студентов, освобождения Джека Вайнберга, изменения университетских правил в целях введения политической свободы в кэмпусе.

Глубокой ночью к месту сидячей забастовки явилось около двухсот фашиствующих молодчиков. Они осыпали студентов площадной бранью, бросали в них окурки, тухлые яйца. Расчет был на то, чтобы спровоцировать столкновение, в которое могла бы вмешаться полиция и разогнать сидящих вокруг машины студентов. Но студенты не поддались на провокацию. Они не встали со своих мест. Наоборот, несмотря на позднее время, их число выросло, и фашиствующие молодчики вынуждены были убраться.

Тогда против студентов была брошена полиция. Кэмпус наводнили около 700 полицейских, вооруженных дубинками и гранатами со слезоточивым газом. Всем студентам, принимавшим участие в сидячей забастовке вокруг полицейской машины, угрожали арестом. Студентов предупредили, что если через десять минут они не урегулируют свой конфликт с администрацией, то полицейские дубинки и гранаты со слезоточивым газом будут пущены в ход. Студенты были вынуждены отступить, но сидячая забастовка дала им возможность почувствовать свою силу и укрепила решимость продолжать борьбу.

Руководителями движения в Беркли были прогрессивные студенты. Их настроения оказались близкими и понятными широким массам студенчества. И они смогли сохранить доверие студентов до окончания борьбы.

“Женщиной действий” называли студенты Беркли во время своего выступления молодую коммунистку Беттину Аптекер, дочь известного американского коммуниста Герберта Аптекера, Несмотря на свои 20 лет (Беттина родилась в 1944 году в Форте Брагге, штат Северная Каролина), она уже до событий в Беркли принимала участие в различных политических выступлениях. В первый год учебы в университете Беттина проводила работу в движении за гражданские права, против дискриминации в приеме негров на работу. Во время этой кампании она была в первый раз арестована. Вторично она подверглась аресту за участие в выступлениях зимой 1964/65 года. Беттина принимала участие в демонстрациях, выступала на митингах, являлась одним из студенческих представителей на переговорах с властями. Любовь и уважение среди студентов она завоевала благодаря своей неутомимой энергии, организаторскому таланту, решимости добиться удовлетворения справедливых требований. Беттина Аптекер сказала, когда проходили студенческие выборы: “Пусть никто никому не лжет. Пусть те, кто хотел бы голосовать за меня, знают мои мысли. Я против жестокой и грязной войны во Вьетнаме. И знайте: я член коммунистической партии, ее рядовой боец”. Аптекер получила самое большое количество голосов и была избрана студенческим представителем в этом крупном университете.

Избрание коммунистки в органы студенческого самоуправления университета впервые за всю послевоенную историю студенческого движения в США говорит о том, что студенты начинают отвергать антикоммунизм. Они хотят, чтобы самоуправление стало действительным, чтобы его органы боролись за удовлетворение их насущных требований.

В журнале “Америка”, на который уже делались ссылки, сказано: “Ни одна организация не имела полномочий представлять интересы разношерстной студенческий массы”.

Действительно, студенческие организации, существующие на средства монополистических кругов, оказались несостоятельными перед лицом развернувшихся в Беркли событий.

Национальная студенческая ассоциация заботилась только о том, чтобы начавшееся в Беркли движение не разрослось, до общенациональных масштабов, и несмело высказывалась в этой связи за уступки со стороны администрации. Она стремилась затушевать истинные причины и цели борьбы и свести весь вопрос к процедуре исключения и применения к студентам дисциплинарных мер. Отделение НСА в Беркли – Ассоциация студентов университетского кэмпуса – занимала такую же позицию и даже пробовала пугать студентов массовыми исключениями. Тем самым она помогала маневрам администрации, рассчитанным на то, чтобы свергнуть сопротивление студентов.

Реакция пустила в ход излюбленный метод антикоммунизма. Президент университета Кларк Керр заявил, что 49 процентов демонстрантов вокруг машины были коммунистами или сочувствующими им. Но он просчитался. Это не оттолкнуло студенческие массы от движения протеста. Слишком очевидна была справедливость требований демонстрантов, слишком глубоко затрагивали эти требования интересы подавляющего большинства студентов. В конечном итоге заявления администрации только лишь способствовали росту авторитета студентов, стоявших во главе протеста.

В противовес Ассоциации студентов университетского кэмпуса, которая могла только тормозить движение, студенты объединяются в свои собственные организации, основными из которых были Студенческая ассоциация и Координационный комитет аспирантов. Их возникновение было явным показателем стремления студентов и аспирантов к настоящему участию в делах университета. Они с готовностью пошли на сотрудничество с политическими студенческими организациями, и в первую очередь с организациями демократического характера, ибо на происшедших к этому времени событиях многие студенты смогли убедиться, что единственный путь покончить с произволом администрации лежит через создание прочной коалиции всех групп, существующих в кэмпусе.

Это объединение произошло в форме уже упоминавшегося “Движения за свободу слова”. В университете возник своеобразный единый студенческий фронт.

Можно ли в таком случае согласиться с журналом “Америка”, что в Беркли “ни одна организация не имела полномочий представлять интересы разношерстной студенческой массы”? Другое дело, что власти штата и университетская администрация не желали слушать законных представителей общеуниверситетского массового движения студентов.

Справедливость требований студентов была настолько очевидна, что их поддержали многие преподаватели университета, а некоторые из них, главным образом из числа молодых, приняли участие в студенческих демонстрациях и сидячих забастовках.

Борьба студентов развернулась с новой силой в начале декабря, когда руководящему комитету “Движения за свободу слова” было предъявлено обвинение в “организации незаконных демонстраций 1 и 2 октября”, хотя, как известно, в то время даже само движение организационно еще не было оформлено. В ответ на это обвинение 2 декабря была вновь проведена сидячая забастовка, длившаяся 36 часов, в которой приняло участие более 800 студентов. По приказу губернатора штата Брауна в университетский городок прибыло 600 вооруженных полицейских для произведения арестов в Зале Спрол, в котором засели забастовавшие студенты.

Вот как описывает полицейский произвол Беттина Аптекер.

“4 часа утра. Начались аресты. Преподаватели и тысячи студентов начали собираться у Зала Спрол. Аресты продолжались все утро и весь день четверга. Это был самый большой массовый арест в мирное время за всю историю Соединенных Штатов…

Полицейская дубинка выбила окно на втором этаже. Разлетелись стекла. Вскрикнули студенты. Полицейские выхватили микрофон из рук Джека Вайнберга, когда он пытался рассказать собравшимся у здания тысячам людей о том, что происходит внутри… Члены Комитета преподавателей по вопросам студенческого поведения пытались проникнуть в Зал Спрол, чтобы присутствовать в качестве свидетелей при аресте. Их не пустила полиция. В это время полиция университетского городка закрыла окна здания газетами, чтобы репортеры и преподаватели не могли видеть, что происходит внутри. Некоторые преподаватели пытались встретиться с президентом Керром и другими представителями администрации. Им это не удалось.

Полицейские грязно выражались… Нам выкручивали руки, волочили вниз по лестницам. Легких весом просто швыряли”.

Полиция арестовала 800 студентов. Большинство из них было доставлено в тюрьму Санта-Рита, находящуюся в сельской местности в 35 милях от Беркли, которая во время войны использовалась как концлагерь для американских японцев.

Грубый акт полицейского произвола всколыхнул весь университет. Через некоторое время после ареста у ворот тюрьмы Санта-Рита появилась группа преподавателей, потребовавших немедленно отпустить студентов. В самом кэмпусе преподаватели провели чрезвычайный митинг, на котором осудили действия губернатора и выразили поддержку “Движению за свободу слова”. Сами руководители движения провели после обеда того же дня митинг, в котором приняло участие около 15 тысяч человек. Во многих аудиториях университета прямо на досках появились импровизированные плакаты, написанные преподавателями: “Я не буду преподавать до тех пор, пока в кэмпусе находятся 600 полицейских”. Все административные и учебные здания были окружены пикетами, в которых принимали участие не только студенты, но и преподаватели.

Это было началом забастовки, которая продлилась несколько дней и в которой приняло участие более 80 процентов студентов и большое число преподавателей. И если реакционные газеты стремились в первый день замолчать забастовку, представить ее как провал, то через три дня даже пресса Херста была вынуждена признать, что “до некоторой степени забастовка была, во всяком случае, эффективной”.

В эти дни “Движение за свободу слова” получало поддержку из самых различных источников. Преподаватели собрали 8,5 тысячи долларов, для того чтобы взять арестованных студентов на поруки. 75 адвокатов заявили о своей готовности бесплатно защищать на суде арестованных студентов. Солидарность со студентами выразили некоторые профсоюзы. Ассоциация сельскохозяйственных рабочих в Лос-Анджелесе, центральные рабочие советы Аламеды, Сан-Франциско и Контра-Косты, Союз докеров прямо поддержали забастовку, осудили использование полиции в кэмпусе и потребовали от регентов и администрации предоставить студентам полную политическую свободу. Члены Союза водителей грузовиков отказывались провозить грузы на территорию университета через студенческие линии пикетов.

В адрес бастовавших студентов поступило много приветствий, телеграмм солидарности, целый ряд организаций выступил со специальными заявлениями в этой связи. В заявлении секретаря Совета строительных рабочих штата Джорджа Харди, в частности, отмечалось: “Учебное заведение, претендующее на то, чтобы считаться крупнейшим университетом мира, совершило позорный акт”. Джордж Харди призвал к освобождению арестованных студентов, к поддержке их целей и требований, к чистке совета регентов, его демократизации, включению в его состав действительных представителей народа.

Студенты, принимавшие участие в митинге, на котором зачитывалось это заявление, встретили его бурными возгласами приветствий. Подавляющее большинство из них впервые познало солидарность со стороны рабочего класса, силой обстоятельств вынуждено было задуматься над тем, среди каких слоев населения им следует в первую очередь искать помощи и поддержки.

В этих условиях собрался академический сенат, в котором имеют право принимать участие все преподаватели университета. На заседании присутствовало рекордное число преподавателей – более 900 человек. Шесть тысяч студентов ждали на улице решения сената. Большинством голосов сенат удовлетворил некоторые требования студентов, а именно: не должно быть правил, регулирующих содержание высказываний студентов; правила, регулирующие время, место и характер политической деятельности, должны ограничиваться самым необходимым для нормальной работы университета; в области политической деятельности вопросы студенческой дисциплины должны входить исключительно в компетенцию преподавателей.

Но совет регентов не согласился передать дисциплинарную власть из рук администрации в руки преподавателей. Более того, на своем заседании регенты создали секретный комитет для расследования коммунистического влияния в “Движении за свободу слова”. Администрация, и особенно канцлер университета Стронг, всячески маневрировала, чтобы свести на нет решения академического сената.

Борьба продолжалась. “Движение за свободу слова” проводило работу по мобилизации общественного мнения страны в защиту 800 студентов, которые должны были предстать перед судом.

Студенты были готовы к новым активным выступлениям. В конце концов, администрация вынуждена была уступить. Канцлер Стронг, руками которого монополии и власти штата проводили свою реакционную политику в университете, подал в отставку.

Вновь назначенный канцлер встретился с руководителями “Движения за свободу слова” и заверил их, что требования, за которые в течение четырех месяцев боролись студенты, будут в основном выполнены.

Конечно, победа была неполной. Уступки со стороны администрации ни в коей мере не касались системы образования. Студенты добились лишь некоторой либерализации правил, регулирующих политическую деятельность в кэмпусе. Право устанавливать место и время собраний политического характера было сохранено за администрацией.

Но успех и значение выступления студентов Беркли измеряются не только и даже не столько вырванными у властей уступками. Студенты познали силу объединенных действий, Они поняли, что, только действуя вместе, можно заставить администрацию и власти прислушиваться к их справедливым требованиям.

События в Беркли всколыхнули студентов других американских университетов, показали, что, помимо резолюций с просьбами и обращениями, которые, как правило, кладутся администрацией под сукно, есть другие активные и эффективные методы борьбы. Это обстоятельство вынужден был признать даже орган НСА – журнал “Американский студент”. На его страницах, в частности, отмечалось: “Редко события так встряхивали американскую университетскую жизнь, как “Движение за свободу слова” в Калифорнийском университете в Беркли… Размеры влияния событий в Беркли… неизмеримы. Помимо движения в самом Беркли, студенческие протесты положили начало волне активной студенческой деятельности по всей стране”.

Именно эта волна и вынудила на такое признание руководителей НСА, которые поняли, что если не предпринять соответствующих маневров, то волна может если не снести, то существенно потрепать их позиции в студенческом движении США.

Не только лидеров НСА, но и руководителей многих университетов события в Беркли заставили заигрывать со студентами. Другие деятели образования не могли скрыть своей злобы, называя всех студентов Беркли “красными”, “повстанцами”, “бунтарями”, “безответственными элементами” и т. п. Это было вызвано страхом перед отчетливо проявившимся в Беркли нарастанием интереса студентов к важным общественно-политическим проблемам.

В Йельском университете развернулась борьба против проводимой администрацией политики по вопросам найма на работу преподавателей. Студенты выступили против увольнения из университета неугодных властям профессоров. В открытом форуме и в пикетах, продолжавшихся 67 часов, приняли участие более двух тысяч студентов.

То же произошло в Бруклинском колледже в связи с увольнением профессора философии Роберта Ситтона, отказавшегося поставить свою подпись под присягой лояльности. Протест выразился в том, что 200 студентов ушли с лекции президента колледжа Гарри Д. Гидеонсе, когда он в реакционном духе рассказывал о событиях в Беркли. Студенты провели демонстрацию против увольнения профессора, в защиту академических свобод, за допуск в кэмпусе “противоречивых организаций и ораторов”.

В государственном университете Нью-Йорк в Буффало студенты протестовали против увольнения за отказ подписать присягу лояльности поэта Грегори Корсо. “В линиях пикета, – писал один репортер, – студенты обсуждали случай с Корсо так горячо, как будто он был ведущим спортсменом, которого вдруг не допустили к участию в принципиальной игре”.

В Рудесфоде (штат Нью-Джерси) 1500 студентов университета Фарлайх Дикинсон провели марши и пикеты как “выражение всеобщего студенческого неудовлетворения” в связи с отказом администрации принять во внимание их резолюции с требованиями предоставления студентам большей политической свободы, учета их мнения при увольнениях преподавателей.

Рост политической активности наблюдался и в таких университетах, как Темплский, где студентов традиционно считали апатичными и неспособными на какие-либо активные действия. В городском университете Нью-Йорка 4500 студентов провели митинг с требованием бесплатного обучения. В колледже Вейк Форест в Северной Каролине развернулось движение за назначение в совет колледжа неверующих лиц. В Рутжерском университете (штат Нью-Джерси) – движение за участие студентов в определении путей их обучения.

Все эти примеры свидетельствуют о росте интереса американских студентов к важным политическим проблемам, об их пробуждении от многолетнего аполити-цизма, освобождении от пут маккартизма и “холодной войны”, о проникновении в их сознание необходимости бороться за свои права, за демократию.

“Студенты Беркли, – писал руководитель “Движения за свободу слова” Марио Савио в предисловии к книге “Беркли. Новый студенческий взрыв”, – требуют сейчас то, что, можно надеяться, потребует в один прекрасный день весь угнетенный средний класс белого населения”.

События в Беркли и их влияние на университетскую жизнь в США вызвали злобу среди американской реакции. И в то же время они явились новым свидетельством тому, что “молчаливое поколение” США обретает дар речи.

Университеты в осаде

Известный американский “специалист по студенческим беспорядкам” профессор Гарвардского университета Сеймур Мартин Липсет после событий в Беркли писал о том, что по всей видимости “следует ожидать подобных беспорядков и в других кэмпусах”. Пять лет спустя весной 1969 года на страницах журнала “Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт” тот же Липсет, вспоминая свои слова, сказанные в связи с событиями в Беркли, вынужден был констатировать: “Я боюсь, что наше предсказание сбылось”.

Для такого рода признания оснований более чем достаточно. Студенты “бунтуют” не только на западном побережье, хотя Беркли и продолжает идти в авангарде борьбы (достаточно сказать, что начиная с 1964 года там не было ни одного спокойного семестра). Студенческие выступления охватили практически все университетские центры страны. Они стали обычным явлением в старейших высших учебных заведениях, в кастовых университетах так называемой “плющевой лиги”, которые предназначались для потомков правящей верхушки и традиционно рассматривались как оплот американского капитализма.

Со времени выступлений в Беркли выросла политическая активность студенчества, расширился круг студенческих требований. В студенческих выступлениях требования академического характера все теснее переплетаются с общедемократическими, политическими требованиями.

Показательны в этом смысле события, развернувшиеся в апреле 1968 года в Колумбийском университете, когда студенты захватили и в течение нескольких недель удерживали ряд университетских зданий, когда вместо занятий в кэмпусе развернулась битва между студентами и полицией.

Колумбийский университет – это один из старейших университетов в США, занимающий видное место в системе подготовки верных защитников американского капитализма.

Около 50 процентов бюджетных средств университета поступает от федерального правительства. В нем широко представлены интересы империй Рокфеллера и Моргана, многих ведущих корпораций, работающих на войну. Как отмечает в своей брошюре “Колумбия, Инкорпорейтед” Беттина Аптекер, “преподаватели и различные институты Колумбийского университета до угрожающих размеров превратились в “думающие танки” правительства Соединенных Штатов и гигантских корпораций, которым служит это правительство”. В университете проводятся крупные военные исследования. В нем действует созданный в 1956 году министерством обороны Институт оборонных аналитических исследований, где, помимо выполнения технических военных заказов , разрабатываются программы для осуществления агрессивных планов американского империализма в зарубежных странах, а также стратегия и тактика империализма для проведения внутренней политики, направленной против народа собственной страны. При университете существует центр русских исследований, созданный на средства, полученные из фонда Рокфеллера, институт по изучению коммунизма, возглавляемый известным антикоммунистом Збигневым Бржезинским. В 1967 году там был создан институт по изучению проблем Южной Азии, поскольку, как заявил декан отделения международных отношений университета Эндрю Кордьер, “значение Южной и Юго-Восточной Азии для Соединенных Штатов постоянно возрастает”.

Многие профессора университета принимают непосредственное участие в планировании внешней политики США, являясь членами Комитета планирования госдепартамента, а также членами Национального комитета безопасности. Некоторые из преподавателей связаны с ЦРУ. Так, например, профессор Адольф Берль принимал участие в разработке плана вторжения на Кубу в районе Залива свиней. Назначенный в 1967 году директором Института международных отношений Колумбийского университета Маршалл Шулман известен как человек, консультировавший в свое время ЦРУ по “русскому вопросу”.

Колумбийский университет находится в Нью-Йорке, в городе, где проживают миллионы негров и пуэрториканцев. Более того, учебные здания университета расположены на границе с Гарлемом. И тем не менее, Колумбийский университет является сегрегационным высшим учебным заведением. Студенты-негры составляют менее двух процентов от общего числа учащихся, когда в общем населении страны один негр приходится на 10 белых, а в колледжах один негритянский студент – на 30 белых. В Колумбийском университете, так же как и во всех других высших учебных заведениях США, студенты-негры чувствуют себя изолированными от белых студентов. Для них закрыто участие в общественной деятельности, во многих мероприятиях. Тем более знаменательно, что поводом к студенческой забастовке в апреле 1968 года в этом сегрегационном университете послужил расовый вопрос, а именно сгон негритянских семей с обжитых мест в связи с расширением университета и строительством спортивного университетского комплекса, где для жителей Гарлема тоже было отведено место, но с отдельным входом, чтобы белые студенты не смешивались со своими сверстниками с черным цветом кожи.

Назревавший в течение многих лет протест молодых жителей Гарлема вылился в мощные демонстрации. Студенты Колумбийского университета поддержали их справедливые требования забастовкой и захватом учебных помещений, в ходе которых было арестовано более 700 человек. Студенческий протест быстро перерос проблему строительства спортивного комплекса. Они требовали повышения заработной платы для негритянских и пуэрто-риканских рабочих, предоставления им права объединения в профсоюзы, приема на работу в университет преподавателей негритянского происхождения, введения курса о расовых взаимоотношениях, освобождения всех арестованных студентов и снятия с них всех обвинений, прекращения сотрудничества университета с военно-промышленным комплексом, и в частности – с Институтом оборонных аналитических исследований.

Выступления студентов Колумбийского университета не были изолированным явлением. В это же время студенты-негры Северо-Западною университета (штат Иллинойс) захватили и 36 часов удерживали административный корпус университета. Они требовали увеличения стипендий, числа негров среди преподавательского состава, введения курсов негритянской литературы и искусства.

6 мая 1968 года 200 студентов Стэнфордского университета (штат Калифорния) заняли здание университета в знак протеста против вербовочной деятельности ЦРУ среди студентов университета. Три дня продолжалась сидячая забастовка, в итоге которой требования студентов были удовлетворены.

В этот же день на территории колледжа Чейни (штат Пенсильвания) появились баррикады, основное здание университета было занято студентами. Они требовали права участия в управлении университетом, прекращения агрессии во Вьетнаме.

Студенческими волнениями оказались охвачены и многие другие учебные заведения США.

Затишья в кэмпусах не было в течение всего 1968 года. Не наступило оно и в 1969 году, когда мне довелось быть свидетелем забастовки студентов Чикагского университета . Произошло это в пасмурный февральский день. Громадный университетский двор, покрытый грязно-серым подтаивающим снегом, был пуст. На первый взгляд, казалось, ничто не говорило о том, что здесь происходят бурные студенческие события. Только на одном здании крупными синими буквами на белом фоне было написано: “Восстановите Марлин на работе!”, а входная дверь была густо облеплена листовками, плакатами и написанными на небольших листах бумаги объявлениями. Это и было занятое студентами административное здание Чикагского университета, проникнуть в которое оказалось делом далеко не простым. Двери были наглухо заперты. За ними толпились дежурившие у входа студенты. Как оказалось, большинство постоянно находившихся в здании студентов присутствовали в этот час на проходившем по соседству митинге, и пикет у входа был усилен. Объявление на дверях предупреждало, что представителям администрации и преподавателей вход в здание запрещен за исключением делегаций, направляющихся на переговоры со студентами. Когда по нашей просьбе дверь несколько приоткрылась, пришлось пойти на некоторую хитрость: скрыть свой кандидатский сан, сразу же выдающий принадлежность к преподавательскому составу, и показать пикетчикам удостоверение советского журналиста, благо исполненное на английском языке. После непродолжительной консультации пикетчиков между собой мы оказались в захваченном студентами здании.

Недельное пребывание студентов в здании давало о себе знать. Пол был завален обрывками бумаги, газет, окурками, коробками и бутылками из-под молока и прохладительных напитков. Из проигрывателя, заглушая голоса, гремела джазовая музыка. На стульях, на лестнице, ведущей на второй этаж, прямо на полу расположились студенты и студентки. Чувствовалось, что многие из них по нескольку дней не имели возмож-. нести умыться, почистить одежду. Большинство, следуя моде, введенной битниками и хиппи, носили длинные волосы и бороды. К одному из них мы обратились с просьбой уделить нам несколько минут. Чтобы иметь o возможность побеседовать, пришлось перейти в другую комнату, где голоса не заглушались музыкой. Здесь только мерно работал ротатор, размножая информацию о ходе забастовки, об упорном нежелании администрации согласиться с требованиями студентов, призывы к солидарности, обращенные к учащимся других высших учебных заведений, заявления Марлин Диксон, материалы о подавлении в университете политических и академических прав и свобод студентов.

Дик, так звали нашего собеседника, заявил, что ему трудно будет дать подробное интервью, поскольку он, как и некоторые другие его товарищи, не покидал административное здание в течение недели и очень устал. Большинство же из 400 студентов, первоначально занявших здание, постоянно менялось, однако с таким расчетом, чтобы число пикетчиков не было менее 150 человек. Под длинными волосами Дика оказалась голова прогрессивно настроенного студента, активного участника движения против призыва американской молодежи и армию. Он также член одной из ведущих организаций “нового левого” направления -“Студенты за демократическое общество”, явившейся инициатором забастовки. Дик – студент отделения общественных наук. Но поскольку, как заявил Дик, высшее образование в США играет все меньшее общественное значение, он намеревается бросить учебу и полностью посвятить себя политической деятельности.

Увольнение Марлин Диксон он рассматривает лишь как непосредственный толчок к забастовке. Подлинные причины ее лежат в кризисных явлениях американской системы высшего образования, в ее антидемократическом, дискриминационном характере, в подавлении академических и политических прав и свобод, в преследовании студентов и преподавателей, придерживающихся прогрессивных политических взглядов. Поскольку забастовка была связана с увольнением женщины, она позволила заострить вопрос о правах женщин вообще, привлечь общественное мнение к их дискриминации и неравноправному положению не только в университетах, но и во многих других сферах деятельности. Равные права женщин – это лишь один из вопросов антидемократичности существующей в стране системы, продолжал Дик По мере развития демократического движения студенты будут открывать все большее число такого рода проблем, “Женский вопрос, как главный, вокруг которого развернулась забастовка, – конкретное опровержение заявлений скептиков, которые считают, что с прекращением войны во Вьетнаме “новое левое” пойдет на убыль. Да и за окончание войны еще надо бороться. Вьетнамский вопрос продолжает оставаться главным в нашей деятельности”, – заканчивает Дик ответ на вопрос о причинах забастовки.

Дик, как и многие его товарищи, готов был продолжать борьбу до тех пор, пока администрация не согласится восстановить на работе Марлин Диксон. Однако в конечном итоге, сказал он, демократически настроенные студенты добиваются осуществления широких преобразований в системе высшего образования.

“Мы добиваемся права слушать тех профессоров, которых желаем мы, если даже их не приемлет администрация. Мы добиваемся расширения прав студентов в управлении университетом, их участия в выработке учебных программ, ликвидации расовой дискриминации, равных прав и возможностей для всех студентов и преподавателей, независимо от их цвета кожи, политических убеждений и пола. Случай с Диксон – наглядное свидетельство последнего”.

Мне не удалось столь же обстоятельно побеседовать с другими студентами, принимавшими участие в забастовке. Однако, слушая выступления ораторов на проходившем в соседнем помещении митинге, можно было прийти к выводу, что точку зрения Дика разделяют многие, в том числе и преподаватели. Но далеко не все.

…С Джереми Азраэлем мы встретились в его рабочем кабинете отделения политических наук. Азраэль – молодой профессор, советолог, неоднократно бывал в нашей стране, блестяще говорит по-русски. Было интересно узнать, что думает о студенческой забастовке профессор университета. Азраэль не разделяет мнения ни о серьезности забастовки студентов, ни о справедливости их требований О бастовавших студентах он говорит с некоторым сарказмом – что, мол, можно ожидать от юнцов, вся “революционность” которых начинается и кончается в неопрятности, длинных волосах и неоправданной крикливости.

В увольнении Марлин Диксон Азраэль не видит ничего особенного, поскольку-де Чикагский университет – это специфическое учебное заведение Около 80 процентов учащихся университета – аспиранты. Требования к преподавателям здесь, мол, особенные. Что же касается Марлин Диксон, то ее “интеллектуальные качества” не отвечали этим требованиям. Возможно Диксон и хороший лектор, продолжал Азраэль, но профессор Чикагского университета должен быть в первую очередь исследователем, выдавать печатную продукцию. Диксон этого не делала, а поэтому вполне закономерно стала жертвой известной в американском ученом мире формулы “опубликуйся или погибни”. Политические убеждения Диксон, по словам Азраэля, не играли никакого значения. Однако история Чикагского университета за несколько последних лет опровергает подобные утверждения. Из распространенного участниками забастовки материала, озаглавленного “Политическое угнетение в Чикагском университете”, я узнал, в частности, о том, что весной 1966 года из университета был уволен преподаватель истории Джесс Лемиш, уволен за то, что принимал участие в сидячей антивоенной забастовке протеста. Из предъявленного ему обвинения было нетрудно понять основное требование к преподавателю Чикагского университета – “объективный” ученый не должен иметь собственных политических убеждений. Жертвой этого требования стал и известный участник антивоенного движения и движения за гражданские права профессор истории Стоутон Линд, которому осенью 1967 года были закрыты возможности в приеме на работу в университет по политическим соображениям. Молодому профессору логики Джону Долану, уничтожившему в апреле 1967 года свое призывное удостоверение, прямо было сказа-зано, что он не может быть принят на работу в университет, поскольку администрация считает его “возмутителем спокойствия”.

В оценке событий, развернувшихся в Чикагском университете в феврале 1969 года, прав оказался, видимо, не профессор политических наук, а студент того же отделения Дик, с которым мы беседовали в административном здании.

“Жаркие” времена года

События в Чикагском университете в 1969 году наглядно показали, что затишье в политических выступлениях американской молодежи, наступившее после вступления в должность президента Р. Никсона и связанное в первую очередь с началом в Париже четырехсторонних переговоров по Вьетнаму, оказалось недолгим. Иначе не могло и быть, ибо с приходом новой администрации не исчезли проблемы молодежи, требующие безотлагательного разрешения.

Выступления американской молодежи развернулись с новой силой. “Жаркая” осень и зима в американских университетах переросли в еще более “жаркую” весну. Только с октября 1968 года по май 1969 года студенческими волнениями и бунтами были охвачены около 200 университетских городков США. В ходе этих выступлений было арестовано 2300 студентов.

Искры студенческого недовольства воспламеняют все новые и новые высшие учебные заведения, в том числе и те, которые традиционно считались надежной твердыней американского капитализма. В апреле 1969 года поднялись на борьбу студенты Гарвардского университета, который, по утверждению журнала “Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт”, “считался почти полностью невосприимчивым к повстанческим настроениям в кэмпусах, захватившим страну с начала 1964 года”. Студенты требовали и добились исключения из обязательной программы курсов РОТС. Эта победа была достигнута ценой крови 37 студентов, получивших ранения во время стычки с полицией. Журнал был вынужден с горечью констатировать, что события в Гарварде, в силу его “традиционного высокого авторитета в академических кругах”, окажут большое влияние на другие университеты. Прав автор цитируемой статьи, но он не договаривает одной детали, суть которой состоит в том, что в любом, университете, так же как и во всей американской системе высшего образования, слишком много горючего материала для студенческих выступлений.

Это бесправное положение студентов, сопровождающееся безраздельным господством в учебном процессе и во всех других аспектах академической жизни военно-промышленного комплекса, обязательное включение в учебные программы курсов РОТС, выполнение заказов корпораций, работающих на войну, и правительственных учреждений, проводящих агрессивную экспансионистскую внешнюю политику, расовая сегрегация и т. п.
Именно эти факторы лежали в основе развернувшихся весной 1969 года мощных студенческих выступлений в Калифорнийском университете, в университете штата Вашингтон, в Массачусетсом и Калифорнийском технологических институтах и других высших учебных заведениях США.

Расовые проблемы явились основой бурных студенческих событий в таких университетах, как Корнеллский, Гарвардский, в университетском центре Атланты и во многих других.

Куцые реформы в области десегрегации образования, проведенные в рамках незадачливого закона о гражданских правах, который якобы должен был обеспечить достойное место негритянскому населению в- “великом обществе”, не изменили сущности американской высшей школы, построенной на классовой, расистской основе. Двери многих университетов так и остались полностью закрытыми или чуть приоткрытыми для студентов-негров.

Протест против сегрегационных аспектов американской высшей школы все шире разворачивается в американских университетах. В ряде случаев он приобретает исключительно острые формы.

Так, в апреле 1969 года забастовали студенты-негры Корнеллского университета. В этом учебном заведении сегрегационные барьеры при приеме студентов формально были сняты в 1964 году. Однако к 1969 году в нем обучалось только 250 студентов-негров. На протяжении всех этих лет они добивались равноправного положения, введения курсов по истории и культуре негритянского народа. Но тщетно. Университетская администрация была глуха к их требованиям. Тогда они решили начать забастовку, захватить здание студенческого союза. Когда реакционно настроенные студенты университета пытались изгнать из здания негритянских юношей, последние вооружились. Буржуазная пропаганда поспешила использовать этот факт для того, чтобы еще больше раздуть шовинистическую истерию в стране.

Ведущие американские пропагандисты всячески стремились запугать обывателя тем “хаосом”, “железной диктатурой”, которые якобы неизбежно последовали, если бы “революционным студентам” удалось выполнить свою задачу – разрушить существующую ныне в США общественную систему. Объектом особенно ожесточенных нападок стали антимилитаристские настроения прогрессивного американского студенчества. Известный американский обозреватель Джеймс Рестон рисовал мрачную картину, которая якобы стала бы реальностью в случае удовлетворения студенческих требований: отмена РОТС в университетах привела бы к росту атмосферы милитаризма, поскольку весь офицерский корпус воспитывался бы в изоляции от общества, вне академической университетской атмосферы; отмена призыва на военную службу только способствовала бы созданию “добровольной”, хорошо оплачиваемой армии, а возможно и сильных военных отрядов “черных наемников”. В своих последующих статьях Д Рестон еще более откровенно высказался о том, что больше всего беспокоит американскую буржуазию в росте студенческих выступлений. Это, по его словам, “захват и уничтожение частной собственности”.

Когда под угрозой оказываются “священные” основы капиталистического строя, буржуазия вместо демагогии бросает в действие аппарат насилия и репрессий.Неслучайно, что в условиях подъема демократических движений Никсон, в отличие от своих предшественников, не Выдвинул никаких широковещательных демагогических программ решения проблем американской молодежи типа построения “великого общества”. Он ограничился лишь повторением общих мест, кочующих из программы в программу, о важной роли молодежи в обществе, о том, что он не хотел бы, чтобы “система образования в Америке приходила в упадок, становилась достойной насмешки, утратила способность развивать новые идеи”; о том, что он “принимает, приветствует и поощряет оппозицию”, если только, конечно, “это мирная оппозиция, не выходящая за рамки правопорядка и нашего общества”. Но оппозиция среди американской молодежи перестала носить мирный характер. Поэтому вместо обещаний, которые в программах всех президентов так и остались главным образом обещаниями, в ее адрес сьь плются подкрепляемые реальными репрессивными действиями угрозы. В связи с весенними университетскими бунтами Р. Никсон заявил 29 апреля 1969 года: “Не может быть компромисса с беззаконием… Когда… студенты терроризируют других студентов и преподавателей, когда они уничтожают служебные документы… осуществляют насилие… приходят в учебные аудитории с винтовками и ножами, тогда я заявляю, что для преподавателей, советов опекунов и администрации учебных заведений настало время проявить твердость и выступить против такого рода положения”.

1 мая 1969 года еще более определенно высказался министр юстиции Джон Митчелл, заверив американскую буржуазию, что “движимые насилием воинствующие элементы будут наказаны по всей строгости нашего федерального законодательства”.

Такого рода обещания, заявления и заверения не остаются пустым звуком. Для подавления выступлений молодежи все чаще используются полиция, национальная гвардия, регулярные войска, применяющие не только дубинки и газы, но и огнестрельное оружие. Растет число раненых, арестованных, исключенных из университетов. Весной 1969 года в конгресс США был внесен законопроект, в соответствии с которым нарушение учебного процесса предлагалось рассматривать как “преступление”. Оживилась деятельность комитета конгресса по внутренней безопасности, выполняющего функции прежнего комитета по расследованию антиамериканской деятельности.
Все эти репрессивные меры направлены в первую очередь против молодых борцов, против войны и за свободу и равноправие негритянского народа, иными словами – против движений, вокруг которых сплотилась в последние годы передовая часть молодого поколения США.

Но и репрессии не могут сломить боевого духа американской молодежи. После летних каникул с наступлением осенней прохлады в американских университетах началась “жаркая” осень. Студенты приняли самое активное участие во всех осенних мероприятиях американских борцов за мир, за прекращение войны во Вьетнаме. В день первого “вьетнамского моратория”, состоявшегося 15 октября 1959 года, студенты 400 университетов и колледжей бойкотировали занятия в знак протеста против вьетнамской политики американского правительства. Многие из них шли в эти дни на заводы и фабрики, в магазины и учреждения, агитируя там за скорейшее прекращение бойни и вывод всех американских войск с территории Вьетнама
В ряде случаев к студентам присоединились преподаватели Если полтора года назад, в апреле 1968 года, бастовавшие студенты Колумбийского университета вели борьбу в одиночку, то теперь сенат университета официально одобрил бойкот занятий 15 октября и принял резолюцию с требованием о немедленном выводе американских войск из Вьетнама.

Студенты приняли самое активное участие в “марше против смерти”, состоявшемся в Вашингтоне 13-15 ноября 1969 года, и во всех последующих антивоенных мероприятиях

Накал борьбы не снизился и зимой, которую американская пресса также окрестила “жаркой”. За “жаркой” зимой последовала еще более “жаркая” весна. С середины января по начало апреля 1970 года студенческие волнения и стычки с полицией произошли в 92 университетах.

Одиннадцать дней бастовали студенты университета в городе Сент-Луис (штат Миссури), требуя изгнания с его территории офицеров Пентагона. В схватках с полицией было ранено 14 студентов. Массовые аресты были произведены среди студентов Мэриленд-ского университета, в течение двух недель удерживавших занятые ими университетские помещения. Больше месяца бастовали студенты Южно-Иллинойского университета, протестовавшие против участия этого высшего учебного заведения в разработке планов экспансии американского империализма в Юго-Восточной Азии, Только в апреле 1970 года волнениями были охвачены около 300 колледжей и университетов США. Но официальная Америка по-прежнему глуха к справедливым требованиям студенчества. Вместо попыток решения острых проблем она усиливает репрессии. Показательно в этом смысле заявление губернатора штата Калифорния Р. Рейгана: “Они (студенты) хотят доказать, что американская система переживает кризис, что она буксует. Ну что же! Если им нужна кровавая баня, они получат кровавую баню'”

Но что бы ни говорил Рейган, американская система действительно переживает кризис, буксует во всех направлениях.

Общенациональная студенческая

Многое познала и увидела Америка в 60-е годы. И широкий рост движения за свободу, и равноправие негритянского населения, в котором роль боевого авангарда играют юноши и девушки, и мощное антивоенное движение, в котором видную роль играет студенчество, и многотысячные демонстрации за мир, демократию, социально-экономические права, и бунты в гетто, и студенческие забастовки, и захват учебных помещений, и кровавые стычки с полицией…

Разные были события, различными были причины и мотивы, приводившие молодых американцев в движение. Но от события к событию ширилась массовость движения, росло политическое сознание его участников. Все это нашло яркое выражение в бурном и кровавом “американском мае 1970 года”.

Несмотря на попытки администрации Никсона любыми средствами сбить пламя демократических и антивоенных выступлений, боевые действия леворадикального молодежного и студенческого движения в США не прекращались ни на один день. Напротив, основываясь на приобретенном в ходе борьбы опыте, молодая Америка стала более тщательно готовить свои мероприятия, глубоко продумывать формы и методы их проведения, добиваться единства действий различных отрядов демократического молодежного движения, сосредоточивая внимание на отдельных кардинальных вопросах.

Ранней весной 1970 года в Йельском университете был создан руководящий стачечный комитет, в который вошли представители леворадикальных студенческих организаций и боевых организаций негритянской молодежи. Целью комитета было проведение в связи с празднованием 1 Мая демонстраций, забастовок и митингов в защиту демократии, против агрессии американского империализма во Вьетнаме, за прекращение преследований членов партии “Черные пантеры” и за освобождение из тюрьмы ее председателя Бобби Сила. Центральные мероприятия с участием около 12 тысяч человек, прибывших из различных штатов, состоялись 1 мая в Йельском университете в Нью-Хейвене. И хотя местные лавочники предусмотрительно заранее закрыли свои магазины, страхи их оказались напрасными. Демонстрации проходили мирно. Их участников не спровоцировал и факт введения в Нью-Хейвен еще до начала демонстраций 2500 национальных гвардейцев и 4 тысяч морских пехотинцев. Напротив, руководители забастовочного комитета вновь призвали к спокойствию и порядку. В частности, профессор-негр из Кембриджского университета Кеннет Миллс обратился к участникам демонстрации со словами: “Сейчас не время для насилия… Насилия быть не должно, но это не означает, что мы перестаем быть борцами”. Руководитель антивоенного движения Дэвид Деллинджер призвал не позволить “министру юстиции Митчеллу, Агню и национальной гвардии спровоцировать нас на насильственные действия”. А члены партии “Черные пантеры” даже выставили специальные патрули для обуздания возможных страстей.

Но насилие было спровоцировано. Правда, не 1 мая, а двумя днями позже, и не только в Нью-Хейвене, а по всей стране. Спровоцировано оно было не леворадикальными студентами, не “Черными пантерами”, а президентом США Ричардом Никсоном. Тем самым Никсоном, который на следующий день после своего избрания президентом, обращаясь к нации, призвал ее к объединению, но на деле своей политикой привел страну к такому разъединению, что даже мэр Нью-Йорка Джон Линдсей вынужден был заявить: “Страна явно находится на грани духовного, а возможно, и физического краха. Страна так разъединена, что впервые в этом столетии мы не уверены, есть ли у Америки будущее”. Это заявление было сделано Д. Линдсеем в связи с событиями, охватившими страну после приказа президента Никсона о вторжении в Камбоджу. Принимая такое решение, президент рассчитывал сыграть на антикоммунизме американцев. Он обещал, в частности, опубликовать через несколько дней фотографии штабов командования Национального фронта освобождения Южного Вьетнама, размещенных якобы на территории Камбоджи. Фотографии так и не появились на страницах американских газет и журналов, а страна, и в первую очередь университеты, уже на следующий день была охвачена антивоенными выступлениями.

Трагические события развернулись в Кентском колледже (штат Огайо). Этот колледж – одно из типичных высших учебных заведений современной Америки. До начала 60-х годов он только однажды попал в поле зрения общественности, когда в 1958 году из него были исключены 29 студентов, принимавших участие в ночном нападении на женское общежитие. В конце 60-х годов под влиянием роста леворадикального студенческого движения в стране происходит быстрая “политизация” и в Кенте. В ноябре 1968 года студенты – члены организации “Студенты за демократическое общество” и объединенного союза черных студентов, провели в колледже демонстрацию против вербовочной деятельности полиции среди выпускников. Многие демонстранты были арестованы. Тогда 300 студентов-негров подали заявления об уходе из университета, требуя амнистии для своих арестованных товарищей. В апреле произошли стычки требовавших ликвидации курса РОТС членов “Студенты за демократическое общество” с полицией, в результате которых 37 студентов были исключены из университета, 5 – преданы суду, а деятельность самой организации в кэмпусе запрещена. В начале следующего учебного года 81 процент студентов потребовали от полиции снятия запрета на деятельность СДО в колледже.

1 мая 1970 года студенты Кента вышли на массовую демонстрацию протеста против военного вторжения в Камбоджу. На следующий день для разгона демонстраций на территорию колледжа были введены отряды национальной гвардии. 3 мая губернатор штата Огайо Джеймс А. Роудс назвал студентов составной частью “самой сильной, хорошо подготовленной, боевой революционной группы, когда-либо существовавшей в Америке”. Он объявил чрезвычайное положение и для борьбы с “революцией” вызвал в кэмпус механизированный полк и пехотный батальон, призвал их “искоренить проблему”. Все собрания на территории колледжа были запрещены. Но студенты не подчинились приказу губернатора. Днем 4 мая, призывая студентов на демонстрацию, тревожно зазвучал на стадионе колледжа так называемый “колокол победы”, звон которого всего несколько лет назад только оповещал о победах спортивных команд. Национальные гвардейцы под предводительством самого губернатора приступили к “искоренению проблемы”. Разбрасывая гранаты со слезоточивым газом, они, построившись в боевые порядки, пошли на ряды демонстрантов не только с примкнутыми к винтовкам штыками, но и с 45-миллиметровыми ручными пулеметами. Студенты взялись за камни. Тогда группа национальных гвардейцев встала в позицию боевой го товности “с колена”, вслед за чем без всякого предупреждения последовал залп… На футбольном поле остались двенадцать раненых и трупы четырех студентов: девушек “Элиеон Краузе и Сэнди Шойер и юношей Джэффри Миллера и Уильяма Шредера.

Попытки властей объяснить залп национальных гвардейцев тем, что он был ответом на снайперский выстрел со стороны демонстрантов, или тем, что жизнь солдат находилась в опасности, никого не убедили. Это было сплошной ложью. Ни один из национальных гвардейцев не получил даже царапины от камней, брошенных студентами, поскольку они находились на большом расстоянии от стрелявших. Смерть четырех студентов из Кента полностью легла на совесть Р. Никсона, как заявил на похоронах отец погибшей Элисон Краузе.

Америка не осталась равнодушной к выстрелам в Кенте.

Злорадствовали реакционеры и ультра, заявляя: “Мы вовремя показали этим сволочам”, или: “Они этого добивались и получили по заслугам”.

Чтобы как-то заделать брешь, высокопоставленные правительственные чины бросились встречаться со студентами, расточая лицемерие и заученные скорбные соболезнования. Министр по вопросам труда Джордж Щульц пригласил к себе студентов домой на жареных цыплят. По поводу своей беседы с советником президента Г. Киссинджером студенты из Стэнфордского университета заявили, что “это был разочаровывающий диалог глухих”. Сам Никсон в течение часа выслушивал нелицеприятные заявления прибывших в Вашингтон шестерых студентов из Кента. В ответ на их слова он смог сказать лишь следующее: “Когда несогласие превращается в насилие – это влечет за собой трагедию”. Странное, однако, представление у президента США о насилии. Видимо, он и сам почувствовал это, когда ночью явился к мемориалу Линкольна и лицемерно заявил находившимся там студентам из бастовавшего Сиракьюсского университета: “Я знаю, что вы собрались здесь, чтобы выкрикивать свои лозунги. Ну что же. Только действуйте мирно и помните, что я переживаю все это столь же глубоко, как и вы”. Но вряд ли можно верить в глубину переживаний президента США, если значительную часть своей беседы со студентами у мемориала Линкольна он посвятил футболу, чем вызвал комментарии следующего содержания находившейся там Джоан Пеллетьер: “Может быть, это можно объяснить усталостью президента, но почти все, что он говорил, было абсурдом”.

В “умиротворение” студентов включалась и американская либеральная буржуазия. С одной стороны, они начали усиленно рекомендовать президенту проявить большее внимание к молодежи, чтобы не разрушить окончательно каналы связи с нею. Министр внутренних дел Уолтер Хикел сослался даже на всякий случай на историю американской революции, которая якобы вылилась в войну, поскольку протест ее молодых лидеров не был услышан, и порекомендовал прислушиваться к современной протестующей молодежи. С другой стороны, буржуазные либералы пугают общественное мнение тем, что “университет, политизированный крайне левыми, может в другое время легко оказаться под контролем крайне правых”. Тем самым они призывают студенческие массы не поддерживать боевых действий леворадикальных молодежных и студенческих организаций.

Несомненно, в руках правительства, реакции, буржуазных партий, либералов находятся власть, репрессивный аппарат, материальные средства, пропаганда. Они продолжают оказывать воздействие на умонастроение среднего американца. Однако все большее число представителей молодого поколения и сочувствующих им слоев начинают мыслить и определять свое общественное поведение самостоятельно.

Выстрелы в Кенте привели в колонны демонстрантов и тех умеренных американцев, которые никогда прежде не принимали участия в акциях социального протеста. Их мысли и чувства хорошо выразил преподаватель Массачусетского технологического института Клаус Лиепман. “Бывают времена, – сказал он, – когда “обычное поведение” становится преступлением. Все то, что здесь сейчас происходит, напоминает мне годы гитлеризма в Германии… когда граждане натравливались один против другого, одна сторона называла другую “коммунистами, предателями”, когда от имени закона и порядка совершались кровавые преступления… В Германии подавляющая масса людей, и в частности интеллигенция, осталась пассивной или, как они сами говорили, стоящей вне политики… Я считаю нашей обязанностью, как интеллигенции, не только не молчать сейчас, но немедленно действовать”.

И действия развернулись. Почти 2500 высших учебных заведений страны (включая 900 младших колледжей) были охвачены теми или иными действиями протеста. Студенты одного университета за другим, зачастую при поддержке профессорско-преподавательского состава, принимают решения о прекращении занятий. В резолюциях общих собраний решительно осуждается военная политика Никсона. Уже к 7 мая забастовкой были охвачены 200 университетов и колледжей страны. Занятия в них были полностью прекращены. Почти во всех других высших учебных заведениях в непрекращающихся демонстрациях и других действиях протеста принимает участие большинство студентов.

В университеты и колледжи штатов Иллинойс, Мэриленд, Нью-Мексико, Висконсин, Кентукки и Огайо вводятся войска национальной гвардии.

В колледже Овал (штат Огайо) против 4 тысяч демонстрантов было брошено 400 полицейских и 1700 солдат национальной гвардии. 500 студентов были арестованы, 95 – получили ранения.

В Стэнфордском университете студенты и преподаватели приняли на массовом митинге резолюцию, в которой квалифицировали вторжение в Камбоджу как “неумное, аморальное и варварское”.

В университете Цинциннати была проведена 90-минутная сидячая забастовка, 145 участников которой были арестованы.

В Нью-Йорке демонстранты сожгли изображение Никсона.

Бастовавшие студенты Принстонского университета заявили, что “забастовка продлится до тех пор, пока Принстон не займет четкой позиции против войны и не порвет все связи с министерством обороны”.

В Филадельфии студенты захватили танк национальной гвардии, превратив его в трибуну антивоенного митинга.

В Уитьере, в колледже, где когда-то учился Никсон, в антивоенных демонстрациях приняло участие 60 процентов студентов.

Студенты Висконсинского университета шли на штыки национальных гвардейцев под лозунгом “Мы открываем здесь, в Мэдисоне, второй фронт”. Настоящие бои развернулись на подступах к зданию Военного математического исследовательского центра , занятого полицией и национальными гвардейцами. Несколько раз студенты перестраивали свои ряды и шли в атаку. Для разгона демонстрантов были использованы не только канистры с газом, не только штыки, но и военные вертолеты. Студенты обращались к полицейским с призывом: “Ребята, разве вы не видите? Мы бомбим, бомбим и бомбим, и мы убиваем, убиваем и убиваем. Прекратите это”. Но в ответ они получали, как правило, жесточайшие побои. В ходе двухдневных столкновений с войсками и полицией 138 студентов получили ранения, 182 были арестованы. После арестов и избиения студентов преподаватели в знак солидарности с ними решили прекратить занятия на неделю, а президент университета Фред Харвей Харрингтон подал в отставку.

В Калифорнии студенческое движение достигло такого размаха и накала, что, опасаясь его распространения, губернатор штата Роналд Рейган, известный своими ультраправыми взглядами, сам приказал закрыть все 28 кэмпусов, нарушив тем самым данную им же за шесть месяцев перед этим (в связи с забастовкой студентов) клятву не допускать закрытия учебных заведений даже в том случае, если для этого нужно будет применить штыки.

Наряду с организацией действий протеста в высших учебных заведениях леворадикальные студенческие организации сразу же после выстрелов в Кенте приступили к организации общенациональных манифестаций. Собравшиеся в Нью-Йорке студенческие руководители из бывших привилегированных университетов так называемой “плющевой лиги” призвали к общенациональной студенческой забастовке. Этот призыв поддержали Новый мобилизационный комитет и Студенческий мобилизационный комитет за окончание войны во Вьетнаме. Вместе с другими организациями они явились также инициаторами проведения общенациональной антивоенной демонстрации в Вашингтоне в знак памяти о погибших студентах Кента. В выпущенном в этой связи воззвании Студенческий мобилизационный комитет призвал к организации в этот день по всей стране массового протеста, митингов, диспутов, семинаров и других действий с тем, чтобы продемонстрировать оппозицию американского народа военной политике Никсона и потребовать от него “мирно уйти из Индокитая”. Комментируя это воззвание, один из членов комитета с уверенностью сказал: “Я ожидаю, что кэмпусы закроются по всей стране”. И он не ошибся.

8 мая в стране бастовало уже около 450 университетов и колледжей. Только для участия в общенациональной антивоенной манифестации в Вашингтон в этот день прибыло со всех концов США около ста тысяч молодых американцев. Нескончаемым потоком шли они к конгрессу и Белому дому, окруженные плотным кольцом полиции. Помимо полиции, в боевую готовность были приведены 5600 солдат регулярной армии. Представитель Пентагона предупредил на пресс-конференции, чтр в подсумках солдат боевые патроны. Навстречу вооруженным солдатам и полицейским студенты шли с зажженными свечами в руках, с антивоенными плакатами и портретами четырех студентов, убитых в Кенте. Многие юноши и девушки были в металлических касках, другие – с противогазами в руках, которые должны были защитить их от побоев и слезоточивых газов. Делегация из Кента прошла по Вашингтону с алым флагом. “На этом флаге, – говорили они, – кровь наших товарищей. Они погибли, защищая мир, защищая Америку от позора”. Студенты, как и в ноябре 1969 года, пронесли по столице черные гробы с именами американских солдат, погибших в Юго-Восточной Азии. Из рук в руки передавался картонный ящик, куда парни бросали свои призывные учетные карточки, чтобы предать их огню.

Подобные манифестации прошли и в других городах США. Многие демонстрации и митинги сопровождались столкновениями с полицией и войсками. В университете Буффало полиция открыла стрельбу. Десять человек получили ранения. Повсеместно против студентов применялись слезоточивые газы. В десятках университетов полыхали пожары. Горели, как правило, здания военных исследовательских центров и РОТС. Тысячи демонстрантов были арестованы.

Не успели студенты снять траурные повязки, надетые в связи с убийством товарищей в Кенте, как прозвучали новые выстрелы из винтовок национальных гвардейцев, унесшие жизни двух студентов-негров из колледжа в Джэксоне (штат Миссисипи). И вновь с еще большей ненавистью забурлила студенческая Америка. И только окончание учебного года привело к временному затишью в университетских кэмпусах.

За этет год до майских событий прошло около тысячи демонстраций более чем в 200 кэмпусах 37 штатов. А закончился 1969/1970 учебный год крупнейшим в истории страны антивоенным политическим выступлением, вылившимся в общенациональную студенческую забастовку.

Повзрослела, возмужала, закалилась, политически выросла за этот год студенческая Америка. В мае – июне 1970 года у американских парикмахеров было необычно много работы. Студенты сбривали бороды, срезали годами отращивавшиеся космы. Они поняли, что бороды не могут защитить от пуль, что неопрятный внешний вид не помогает борьбе за демократию, против войны, за коренное преобразование современного американского общества насилия. Терпит провал левацкая тактика. Подлинным борцам не по пути с маоистами, анархистами, троцкистами, хиппи, йиппи и им подобными, которые только лишь играют в социальный протест, спекулируют на великом и святом деле революционного преобразования капиталистического общества.

…Затихли университетские кэмпусы. Но ненадолго. С началом нового учебного года в них вновь стало неспокойно. Наряду с антивоенным движением, движением за свободу и равноправие негритянского населения, против реакции, за свои политические и экономические права студенты открыли новый фронт борьбы, составив костяк “Движения за Новый конгресс”. Они активно включились в предвыборную кампанию, развернув широкую деятельность в поддержку кандидатов, выступающих с антивоенных и демократических позиций.

Студенческая Америка продолжает борьбу.

Конфронтация – милитаризм и антимилитаризм

По признанию американской пропаганды и многих политических деятелей, никогда за всю историю США антивоенное движение не достигало таких масштабов, как в настоящее время. Происходит это в первую очередь в результате расширения эскалации войны в Индокитае, пагубно сказывающейся на положении всех слоев молодого поколения США, включая трудящуюся, особенно негритянскую, молодежь, студенчество и молодую интеллигенцию. По сути дела, в США нет ни одного сколько-нибудь значительного слоя молодежи, на кою рый не ложилась бы тяжелым социально-экономическим бременем агрессивная внешняя политика американского империализма, его грязная война в Индокитае Именно это является объективной основой массового антивоенного движения американской молодежи.

Уже в 1966 году товарищ Гэс Холл подчеркивал в отчетном докладе XVIII съезду партии тот факт, что в последние годы “антивоенная демонстрация стала частью американской сцены. Это движение ширится и уже выступает от имени миллионов. Оно охватывает совершенно новую группу организаторов и целеустремленных поборников мира. Это особенно видно на роли, которую играют женщины и молодежь. Это важная черта нового политического развития нашего народа. Студенты, – отмечалось далее в докладе, – оказались в первых рядах”.

Прошли те времена, когда в застойные, молчаливые годы маккаргизма американская молодежь и студенчество безропотно принимали агрессивную политику американского империализма.

Воспитание солдата

Расширению антивоенного движения среди американской молодежи противостоит тенденция роста шовинизма и ультрапатриотизма, которые с неизбежностью порождаются в результате империалистической войны.

В планах империалистической реакции и военщины, направленных на подготовку новых войн, молодежь всегда занимала видное место. На это обстоятельство неоднократно указывал В. И. Ленин.

Как известно, основу любой армии составляет молодежь, и именно ее империалистические круги стремятся пропитать шовинистическим духом.

У молодежи пытаются культивировать ненависть к другим народам, особенно идущим по некапиталистическому пути или борющимся за свое национальное освобождение, а также ненависть ко всему, что буржуазной пропагандой называется “коммунизмом”.

Империализм и реакция пользуются всеми средствами для привлечения молодежи к активной поддержке проводимой ими политики, стараются использовать в этих целях настроения и специфические черты характера молодежи и, в частности, как указывал Георгий Димитров в докладе на VII конгрессе Коминтерна, “особо острую у молодежи потребность боевой активности”.

Использовать у молодежи эту “активность” стремятся и правящие круги США. Они хотят направить ее по пути милитаризма, по пути воспитания из молодежи солдат для агрессивной войны.

Вынашивая агрессивные планы, американская реакция и военщина сразу же после окончания второй мировой войны развернули среди молодежи широкую шовинистическую пропагандистскую кампанию. Апеллируя к боевым качествам молодежи, они попытались увлечь ее милитаристской романтикой. Среди молоды к американцев всячески популяризировались служба в армии, достоинства американского солдата. Военная подготовка была усилена среди всей молодежи, начиная со школ и скаутских организаций и кончая университетами и организациями взрослой молодежи. Учебные заведения использовались как трибуна для поджигательных речей американских государственных деятелей и военных. Во многих учебных заведениях были введены такие курсы, как “Социальная стратегия войны против Советского Союза”, “Психологические приемы ведения войны” и другие.

Все последующие события только подтверждают, что правящие круги США стремятся создать среди молодежи “такое настроение умов, – как выразился американский философ Джон Дьюи, – которое благоприятствует милитаризму и войне”.

Американский империализм и военщина стремятся милитаризовать молодежь с детского возраста. В журнале “Арми информейшн дайджест” можно найти, например, такого рода рассуждения: “Процесс подготовки американского солдата к выполнению своей важной роли… начинается задолго до принятия присяги – в школе, в церкви, на спортивной площадке, дома. Именно в этой среде у будущего солдата развиваются черты, которые так необходимы для достижения успеха на поле боя”. В унисон журналу-американский философ Г. Меджид рекомендует “взять в руки молодежь до того, как она достигла интеллектуальной зрелости и способности критически мыслить, и научить ее, как и в отношении кого ей следует быть лояльной”.

Для пропаганды идей милитаризма среди учащейся молодежи используется система непосредственного военного обучения. Оно введено во многих школах и колледжах страны.

Американский публицист Джон Свомли в своей книге “Военная система” сообщал о том, что в 1964 году военную подготовку по специально разработанной Пентагоном программе проходили учащиеся 300 американских средних школ Школам, в которых введено военное обучение, бесплатно выделяются военные преподаватели и инструкторы, обмундирование, оружие, снаряжение, то есть все то, что необходимо для военно-учебного процесса. Свомли писал далее, что Пентагон направляет директорам школ специальное руководство, в котором призывает их рекламировать военную службу, рекомендует шире использовать для этой цели различные организации и союзы бывших военнослужащих, принимать на преподавательскую работу офицеров, находящихся в запасе или отставке и т. д.

Воспитание убийц, начинающееся в школе, получает наиболее зловещие формы после призыва молодого американца в армию. Взгляды американского командования по этому вопросу раскрыты в книге Р. Ригра “Боевая подготовка войск”. Ригр пишет: “Солдат надо приучать к потерям, они должны видеть, как падают убитые и раненые… Надо приучать их к дьявольской атмосфере огня и смерти, добиться того, чтобы они чувствовали себя среди огня, дыма и смятения как в обычной обстановке”.

Военная подготовка является также частью высшего образования в США. Осуществляется она через уже упоминавшийся нами РОТС, который берет свое начало с 1862 года. В течение более ста лет курс РОТС был обязательным во всех государственных университетах. Но и после превращения его в ряде учебных заведений в факультативный предмет значение, придаваемое подготовке из студентов офицеров запаса, не уменьшилось.

Программа РОТС осуществляется по линии армии, авиации и флота. После прохождения полного курса программы студенту присваивается, как правило, звание лейтенанта запаса. В ходе учебы соответствующие военные ведомства бесплатно обеспечивают студентов – участников программы РОТС – учебниками, формой и необходимым военно-учебным оборудованием и снаряжением.

Программа рассчитана на четыре года, в течение которых изучаются основные военно-тактические дисциплины, а также военная история, вопросы национальной безопасности и международных отношений. Последнее, как определено в программе РОТС, необходимо для того, чтобы “ориентировать будущего офицера в географических и экономических факторах, в их влиянии па разделение людей на нации и на происхождение войн”. Дважды за время прохождения курса студенты призываются на сборы, длящиеся четыре-шесть недель.

Помимо широкой пропаганды преимуществ военной службы, для привлечения студентов к участию в программах РОТС используются экономические факторы. Так, студенты, занимающиеся по повышенной программе РОТС (3-4-й годы обучения), получают от вооруженных сил США по 40 долларов в месяц. Во время прохождения первых военных сборов им выплачивается около 120 долларов, а во время прохождения вторых сборов – 180 долларов.

Помимо этого, военные ведомства предоставляют студентам стипендии. Так, в 1968 году только по линии армии были ассигнованы средства на стипендии для 5500 студентов. Те, кому они назначаются, получают бесплатное питание, освобождаются от платы за обучение.

Программы РОТС пропитаны нескрываемым антикоммунистическим духом. Они построены на превознесении миссии США как основного защитника “свободы и демократии” от “агрессивной политики”, проводимой Советским Союзом и “международным коммунизмом”. Прямо по формуле одного из ведущих американских “теоретиков антикоммунизма” Эдгара Гувера, во всеуслышание заявляющего, что не кто иной, как сам “бог избрал американский народ в качестве своего инструмента для победы над мировым коммунизмом”.
Отравлению американской молодежи духом шовинизма, подавлению ее демократических настроений способствовал разгул маккартизма.
Объединенными усилиями монополистическому капиталу, правящим кругам и реакции удалось на некоторое время привлечь значительную часть американской молодежи к активной поддержке своей экспансионистской, агрессивной внешней политики. Другая, большая часть молодежи оказалась в силу приведенных выше факторов во власти аполитицизма, составив основу так называемого “молчаливого поколения”.

Даже такие события, как агрессия американского империализма в Корее, не вызвали, по сути дела, протеста со стороны сколь-либо значительных слоев американской молодежи. Интересный в этом смысле случай приводит в своей работе “История и развитие НСА США” бывший президент этой организации, а позднее генеральный секретарь Международной студенческой конференции Эдвард Гарвей. Делегаты III конгресса НСА, состоявшегося в 1950 году, никак не хотели предоставить слово для приветствия наблюдателю от Лиги рабочей молодежи, так как были все основания, по словам Э. Гарвея, предполагать, что последний затронет вопрос об агрессии США в Корее. Когда же после длительных дебатов представителю лиги было предоставлено 10 минут для приветствия, последний “быстро перешел от студенческих проблем к общей тираде о том, как было совершено вторжение в Северную Корею”, но “был встречен каменным, гробовым молчанием; его неистовое разоблачение не вызвало и шепота ожидаемой реакции со стороны аудитории”. Более того, руководство НСА смогло использовать факт осуждения Международным союзом студентов применения в Корее американским империализмом бактериологического оружия для полного разрыва связей со студенческими организациями социалистических стран и демократическим международным студенческим движением.

Какой психологический надлом вызвала у американской молодежи агрессивная империалистическая политика, кризис буржуазной демократии и всех сторон общественной жизни; каким мужеством должны были обладать представители передовой молодежи Америки, первыми бросившие вызов существующей в стране системе; какие трудности приходится преодолевать юношам и девушкам, участвующим сегодня в демократических движениях в США!
Пропаганда шовинизма, милитаризма и ультрапатриотизма особенно усилилась в связи с агрессией американского империализма против вьетнамского народа.

В бытность президентом Колумбийского университета генерал Д. Эйзенхауэр обращался к студентам со словами: “Все вы – мои солдаты. Война – это главный инструмент национальной политики… От студентов требуются кровь, жертвы, смерть”. Л. Джонсон, никогда не имевший генеральского чина, потребовал от американской молодежи крови, жертв и смерти не только на словах, но и на практике, развязав агрессивную войну во Вьетнаме. Он без тени смущения заявил, что ему “хотелось бы, чтобы молодежь Америки проявляла такой же энтузиазм в связи с войной (во Вьетнаме), как молодежь Германии делала это во времена войн Гитлера”.

Когда же молодежь не проявляет такого энтузиазма, ее обвиняют в трусости, стремятся сыграть на ее патриотических чувствах, которые, как отмечалось вьуле, усиленно культивировались и культивируются на протяжении многих лет буржуазной пропагандой и довольно сильно проявляются среди американскогого народа в целом.

На широкие слои американской молодежи оказывает также воздействие демагогическая пропаганда, всячески превозносящая “благородство целей присутствия американских войск в Индокитае”. Эти цели, как указывается в брошюре госдепартамента США “Коротко о Вьетнаме”, выпущенной массовым тиражом, сводятся к двум моментам: к необходимости “сохранять верность миссии Соединенных Штатов, на которых лежит главная ответственность за обеспечение безопасности свободного мира”, и к тому, что Вьетнам “является основным пробным камнем, избранным современными агрессорами для проверки новой стратегии агрессии: так называемых “национально-освободительных войн”. Под агрессором, естественно, подразумевается “международный коммунизм”.

Воздействию такого рода пропаганды на американскую молодежь способствует поддержка политики правящих кругов со стороны реакционного руководства АФТ – КПП и отдельных профсоюзных объединений, а также со стороны руководства целого ряда проправительственных, промонополистических молодежных и студенческих организаций, включая Совет молодежи США, клубы молодых демократов Америки, Национальную федерацию молодых республиканцев и вплоть до последнего времени – НСА.

Например, руководство клубов молодых демократов уделяет в своей деятельности значительное место пропаганде “демократической миссии” США в Индокитае. Президент клубов Вирджил Массер писал о том, что Соединенные Штаты должны “способствовать осуществлению во Вьетнаме социальной революции, которую ставят в качестве своей цели все демократические элементы”. К числу этих “демократических элементов” относился и диктатор Ки, с которым Массер встречался во время своего визита в Южный Вьетнам для передачи “помощи” и который позднее выражал свою благодарность и признательность Массеру.

Сдерживающим фактором в развитии антивоенного движения американской молодежи является растущий в связи с потерей надежд на скорое достижение мира ложный патриотизм. Он усиливается суперпатриотической пропагандой, сопровождающейся заявлениями о том, что любая война, которую ведут США, является не только справедливой, но чуть ли не священной.

На развитии антивоенного движения продолжают сказываться и последствия застойных 50-х годов, когда наиболее характерной чертой молодого поколения США были аполитицизм, боязнь активного участия в политических выступлениях. Остаточные явления психологии этих лет замедляют рост движения, порождают определенное неверие в возможность победы.

Нельзя не согласиться также с мнением сенатора Фулбрайта о том, что “атмосфера нарастающей военной лихорадки” затрудняет “преобладание рассудка”. “В борьбе между ястребом и голубем, – пишет он, – ястреб имеет большое преимущество, и не потому, что он лучшая птица, а потому, что он большая птица со смертельными когтями и с сильно развитым желанием использовать их”.

Несмотря на все перечисленные трудности, движение против войны во Вьетнаме ширится с каждым годом. Важным само по себе является и то, что, как пишет сенатор Фулбрайт, “меньшинство членораздельно подняло свой голос против войны и что большинство американцев терпит эту оппозицию, несомненно, не без тревоги, но в то же время, по крайней мере, с большей благосклонностью и пониманием, чем во время любой другой войны двадцатого столетия”. В этом он склонен видеть “показатель силы и зрелости” современного антивоенного движения.

Против смерти в “войне богатых”

Несмотря на широкую пропаганду милитаризма и шовинизма, американскому империализму не удалось полностью вытравить антивоенные, антимилитаристские настроения молодого поколения США. Даже в период наибольшего накала в “холодной войне” и разгула мак-картизма молодежь принимала участие в движении в защиту мира, за запрещение ядерного оружия, в сборе подписей под Пактом Мира и Стокгольмским воззванием, против ареста доктора Дюбуа за его антивоенную деятельность. Имели место выступления молодежи и студентов за прекращение войны в Корее, за отмену обязательного посещения занятий по программе РОТС и т. п. Однако эти выступления не носили массового характера, участие в них принимали, как правило, небольшие группы передовой американской молодежи и студенчества.

Подъем движения в защиту мира среди американской молодежи относится к началу 60-х годов. Первоначально это движение носило абстрактный характер, сводилось главным образом к критике милитаристских настроений. Защита мира рассматривалась многими участниками движения как общий для американского народа и правительства курс.

Кризис среди участников движения за мир наступил в связи с блокадой Кубы. Вера в “общность курса мира” была поколеблена этим агрессивным актом правительства США. Многие представители более старшего поколения, которые привыкли рассматривать движение за мир в указанном выше смысле “общности”, хотя и отнеслись критически к демонстрации силы в Карибском бассейне, но считали необходимым поддержать политику Кеннеди в период “национального кризиса”. Такая позиция основывалась на убеждении, что Кубинский кризис был всего лишь одним из аспектов конфликта между США и СССР как ведущими мировыми державами и решение его следовало искать на пути восстановления равновесия сил. Те, кто выступал против блокады, пришли вскоре к пониманию и поддержке права кубинского народа на самостоятельное решение своих политических и социально-экономических проблем, к отрицанию права США вмешиваться во внутренние дела этой страны. Более того, кубинская революция показала этим молодым участникам движения за мир, что даже народ такой маленькой страны, как Куба, может взять судьбу в свои собственные руки.

Именно группы, выступившие против блокады и ее последствий, составили ядро начавшего быстро развиваться подлинно демократического антивоенного движения. Логика развития Кубинского кризиса привела к мысли о том, что причиной существования угрозы войны, обычно представляемой американской пропагандой как “угроза коммунизма”, являются экономические и политические интересы империализма США за границей и стремление сохранить их любыми, в том числе и военными, средствами.

На примере Кубинского кризиса 1962 года молодые американские участники движения за мир поняли, что для эффективной борьбы против войны, военной угрозы, за мир во всем мире они должны выступать против этих американских интересов, против основанной на них политики и действий.

Движение в защиту мира перешло из стадии абстрактной в стадию конкретной борьбы. Из борьбы против блокады Кубы американская молодежь вынесла опыт, который в значительной мере способствовал созданию массовой оппозиции агрессии американского империализма во Вьетнаме.

Война в наибольшей степени сказывается на положении молодого поколения, в силу чего именно молодежь составляет основную силу развернувшегося в США массового антивоенного движения.

Было бы неверно предположить, что это движение с самого начала носило или окончательно приобрело в ходе своего развития организованный характер. Наоборот, до некоторой поры именно неорганизованный протест против войны был характерен для подавляющего большинства молодых американцев. Объясняется это в первую очередь побудительными мотивами к участию в антивоенном движении, которые носят, как правило, личный характер. Наиболее отчетливо это видно на способах выражения оппозиции войне. Наиболее распространенным среди них является личное стремление избежать призыва в армию. Отсюда симуляция заболеваний перед прохождением военной медицинской комиссии, рост бракосочетаний среди молодежи, преднамеренные провалы во время тестов, проводящихся среди новобранцев. Громадное число парней, достигших 18-летнего возраста, старается избежать регистрации в призывных пунктах. Дело приняло такие размеры, что Дрю Пирсон не без основания писал в одной из своих статей о возникновении в Америке “поколения, стремящегося избежать призыва в армию”.

Весьма откровенно и недвусмысленно высказался по этому поводу сенатор Томас Додд, который призвал сокрушить кампанию против призыва в армию, ибо если этого не сделать, то она, по его словам, “распространится как саранча”.

К числу других “способов выражения” оппозиции войне США во Вьетнаме относятся такие, как отказ от службы в армии по причине моральных и религиозных убеждений: нежелание подчиняться закону о призыве в армию; политические дискуссии и критика правительственной политики через средства массовой информации; публичные демонстрации против войны; поддержка Национального фронта освобождения; самосожжение и другие.

На первых этапах преобладали пассивные способы выражения оппозиции войне. Причина такого положения состояла в том, что, как отмечалось на XVIII съезде Компартии США, “не антиимпериалистическое сознание поднимает пока широчайшие секции оппозиции агрессивной войне против Вьетнама”.

Наоборот, это сознание росло в ходе развития антивоенного движения, в ходе объединения для совместных действий его отдельных групп и представителей. Участие в любых формах антивоенного протеста объективно способствует росту антиимпериалистического сознания как отдельных борцов против политики агрессии и войны американского империализма, так и антивоенного движения в целом.

Этот процесс особенно наглядно можно проследить на выступлениях американской молодежи против призыва в армию, который затрагивает интересы практически всех ее слоев и в котором отчетливо проявляется классовый, антидемократический характер войны империализма США против вьетнамского народа. Характер призыва вскрывает перед молодыми американцами тот факт, что “в войне богатых людей” во Вьетнаме погибают за чуждые им интересы главным образом представители рабочей молодежи, молодежи из гетто, мелкие служащие.

Классовый характер войны сказывается в том, что призыву в армию подвержена в первую очередь трудящаяся молодежь, ее беднейшая часть, которая, отчаявшись и потеряв всякие иллюзии, идет в армию, рассматривая военную службу как средство избежать ужасных условий безработицы и жизни в трущобах. В американской прессе не раз отмечался тот факт, что “места самой высокой безработицы в стране являются местами самого большого призыва в армию”. О классовом подходе к вопросу о призыве свидетельствуют высказывания многих ведущих американских публицистов. Обозреватель “Нью-Йорк тайме” Джеймс Ресюн отмечал, в частности, что “большинство пехотинцев происходит из бедных семей, которые не могут позволить послать своих сыновей в колледжи, и, конечно, многие из непоступивших на учебу попали прямо во Вьетнам”.

Еще более отчетливо классовый характер войны проявляется в призыве в армию юношей негритянского происхождения. Не случайно в качестве “решения” проблемы негритянских гетто, в которых происходят бурные выступления молодежи и где безработицей зачастую охвачено свыше 50 процентов населения, неоднократно предлагалось значительное увеличение призыва в армию. Выдвигаются предложения понизить требования к призывникам, чтобы забрать в армию большее число молодых людей из гетто. 15 процентов американских солдат, по данным официальной американской статистики, являются неграми. Многие американцы считают эту цифру заниженной. Ряд руководителей движения за свободу и равноправие негритянского населения утверждает, кто около 40 процентов воюющих во Вьетнаме американцев являются неграми, которые используются как пушечное мясо только потому, что лишены образования и не пользуются никакими привилегиями.

Призыв в армию беззастенчиво используется американским империализмом как средство дискриминации против бедных, безработных и молодежи, проживающей в гетто.

Американский империализм все глубже увязает в индокитайской авантюре, расширяет масштабы преступной войны. Расширение агрессии не может, естественно, не затрагивать и средние слои американского населения, и в первую очередь студенческую молодежь.

До недавнего времени студенты были освобождены от призыва в армию, так как учеба в высшем учебном заведении рассматривалась как важная составная часть в обеспечении обороноспособности страны. Но расширение эскалации ежедневно требует новых контингентов войск для отправки в Индокитай. Для пополнения армии агрессоров уже недостаточно становится трудящейся молодежи и молодежи из гетто. В стране все чаще наблюдаются случаи призыва в армию студентов. Агрессия стала для них не только моральным вопросом, основывающимся на сочувствии народам Индокитая, но и жгучей личной проблемой.

Под предлогом плохой успеваемости, нарушений учебной дисциплины в армию призывают в первую очередь студентов, активно участвующих в политической деятельности. В свое время В. И. Ленин резко бичевал царское самодержавие в связи с отдачей в солдаты 183 студентов Киевского университета “за учинение скопом беспорядков”. Методы современного американского империализма мало чем отличаются от методов, которые использовало царское самодержавие 70 лет назад. В сегодняшних Соединенных Штатах с полной актуальностью звучат слова вождя мирового пролетариата: “Фельдфебеля в Вольтеры дать” – эта формула нисколько не устарела. Напротив, XX веку суждено увидеть ее настоящее осуществление.

Таково одно из проявлений антидемократического характера призыва в армию. Но прежде всего антидемократичность призыва проявляется в его неконституционности, поскольку в США нет закона об обязательной воинской повинности. Грубо попирается также закон о том, что призыв в армию возможен только для защиты своей страны. При необъявленной войне в стране, по сути дела, введена всеобщая воинская повинность, против чего на протяжении многих лет, даже в застойные 50-е годы, боролась американская молодежь.
Классовый, антидемократический, дискриминационный характер призыва становится все более очевидным для многих молодых американцев.

Сопротивление призыву объективно способствует росту антиимпериалистических настроений среди молодежи, ее переходу от индивидуальных пассивных форм выражения протеста к организованному активному протесту против агрессии американского империализма.

Акт чести и мужества

Многие молодые американцы начинают видеть свой патриотический долг в борьбе за прекращение агрессии в Индокитае. Когда молодой американец заявляет: “Я не буду воевать”, сознавая, что за свое заявление он будет исключен из университета или выгнан с работы и на пять лет посажен в тюрьму, – это уже активный протест. И он ширится среди американской молодежи. Одной из активных форм борьбы против агрессии стало публичное уничтожение призывных свидетельств, достигшее таких масштабов, что конгресс США был вынужден принять закон, карающий этот акт тюремным заключением и крупным денежным штрафом.

Важное событие, в значительной мере способствовавшее усилению антивоенного протеста американской молодежи, произошло в июне 1966 года, когда три американских военнослужащих, ефрейтор Джеймс Джонсон и солдаты Деннис Мора и Дэвид Самас, отказались подчиниться приказу об их отправке во Вьетнам, несмотря на то, что за этот отказ им грозил суд военного трибунала. Свое решение они мотивировали тем, что “Вьетконг, несомненно, пользуется моральной и физической поддержкой большинства крестьянства, борющегося за свою независимость”. Они не пожелали принимать участия в войне, где, как их учили, “встретившись с вьетнамской женщиной или ребенком, они должны были убить их”. Опубликованное ими заявление заканчивалось словами: “Мы приняли твердое решение. Мы не станем частью этой несправедливой, аморальной и незаконной войны. Мы не хотим участвовать в войне на уничтожение. Мы выступаем против преступной растраты жизней и ресурсов Америки. Мы отказываемся ехать во Вьетнам!”

Д. Джонсон, Д. Мора и Д. Самас были преданы суду военного трибунала. Джонсон и Самас были приговорены к пяти годам, а Мора – к трем годам каторж ных работ. Активные борцы против агрессии США во Вьетнаме были упрятаны на каторгу, но правящие круги не могли упрятать за решетку тот отклик, который вызвал их смелый поступок среди американской молодежи. “Можно сказать, – отмечалось на Национальной конференции Компартии США по проблемам молодежи, – что суд над тремя узниками Форта Худ в значительной степени является определяющим для движения страны в том или ином направлении, подобно тому как суд в Скоттсборо способствовал мобилизации сознательных сил на борьбу против расизма в 30-е годы”.

Суд над военнослужащими, проходившими службу в Форте Худ, имел большое пропагандистское значение. На пресс-конференциях и в ходе судебного разбирательства Д. Джонсон, Д. Мора и Д. Самас убедительно показали, что они не являются исключением, что сознание непопулярности войны ширится среди военнослужащих, что “после семи месяцев службы в армии они пришли к мнению: большинство солдат не верят в войну, но чувствуют себя загнанными в ловушку и беспомощными”, поскольку американская “демократия далека от того, чтобы поощрять своих граждан верить в возможность самим решать такой важный вопрос, как рисковать или не рисковать своей собственной жизнью ради подавления независимости вьетнамцев”. Такие чувства большого числа американских военнослужащих являются объективной основой для установления сотрудничества между солдатами и движением в защиту мира, и суд над Д. Джонсоном, Д. Мора и Д Самасом спо-собствдвал в какой-то мере превращению этой объективной возможности в действительность, ибо еще раз заставил многих американских солдат задуматься о характере войны, которую ведет империализм США во Вьетнаме.

Эволюцию взглядов американских солдат на характер войны, на необходимость бороться за ее прекращение можно до некоторой степени проследить на самих узниках Форта Худ.

Джеймсу Джонсону во время указанных событий было 20 лет. Он негр, проживавший в нью-йоркском Гарлеме, до призыва в армию был студентом колледжа Бронкс.

Деннис Мора – пуэрториканец, ему было 25 лет, он также уроженец Гарлема, но той его части, где говорят на испанском языке. Он окончил городской колледж Нью-Йорка по специальности истории.

Дэвид Самас – белый, 20 лет, итальяно-литовского происхождения, родился в Чикаго, был студентом Калифорнийского университета.

До призыва в армию только один из них – Деннис Мора – активно участвовал в политическом движении, являясь членом Клубов Дюбуа.

Эти разные по своему происхождению, цвету кожи, политическим убеждениям молодые американцы оказались вместе в активном антивоенном движении. Такова логика развития, характерная для молодой мыслящей Америки, которая все меньше верит официальной пропаганде и хочет сама объективно разобраться в причинах кризисных явлений современного американского общества.

Состав осужденных стал живой демонстрацией необходимости единства белых, негров и говорящих на испанском языке в борьбе за демократию, будь то борьба за окончание войны во Вьетнаме или движение за гражданские права. Суд не только способствовал пониманию необходимости тесной взаимосвязи этих движений, но и на деле укрепил эту взаимосвязь. Наряду с организациями, выступающими за мир и окончание войны во Вьтнаме, в кампанию в защиту узников Форта Худ активно включились Комитет борьбы за расовое равенство и Студенческий координационный комитет ненасильственных действий. Их представители вошли в Комитет защиты трех узников Форта Худ. В заявлении Студенческою координационного комитета ненасильственных действий в связи с арестом трех военнослужащих отмечалось: “Тот факт, что двое из арестованных солдат не являются белыми, служит новым подтверждением растущего среди небелого населения страны сознания, что они должны начать сопротивляться стремлению правительства использовать их как пушечное мясо для расистского угнетения в разных уголках мира”. Комитет призвал движение за гражданские права “подняться в защиту этих храбрых солдат, развернуть кампанию в их поддержку на Юге”.

Каторга не сломила духа трех отважных американских юношей. Выйдя из тюрьмы, все они вновь активно включились в движение, посвятив значительную часть своего времени и энергии мобилизации американской молодежи на борьбу за прекращение агрессии против вьетнамского народа, за немедленный вывод американских войск из Вьетнама, против призыва американских парней в армию агрессии.

В марте 1969 года в Нью-Йорке мне довелось побывать в здании, где размещалось общенациональное руководство Клубов Дюбуа Америки. Там мое внимание привлекло занявшее половину стены расписание с какими-то пометками на нем. Оказалось, что это расписание мероприятий с участием Джонсона, Мора и Са-мяса. Судя по расписанию только за февраль 1969 года Джонсон, Мора и Самас приняли участие в 38 митингах, манифестациях и других антивоенных мероприятиях, состоявшихся в различных частях страны.
Поступок Джонсона, Мора и Самаса не прошел бесследно и для других американских парней. Он способствовал росту антивоенного, антипризывного движения. Даже Эдгар Гувер вынужден был признать, чго Джонсон, Мора и Самас не одиночки.

В конце лета 1967 года примеру трех узников Форта Худ последовал активный член Клубов Дюбуа Америки негритянский юноша Роналд Локман. Кампания в его защиту достигла таких размеров, что власти вынуждены были снизить приговор с пяти лет, полагающихся по закону, до двух с половиной лет тюремного заключения.

О росте антивоенных настроений среди американских солдат можно судить по следующим данным.

Если в 1965 году к различным наказаниям за нарушение законов о воинской повинности были приговорены 262 человека, то в 1966 году их число составило уже 450 человек. В 1967 году за отказ служить в армии и быть отправленными во Вьетнам в Соединенных Штатах было осуждено 952 человека. Около 10 тысяч молодых потенциальных заключенных находились в Канаде, где они скрывались от призыва в армию, а несколько сотен дезертировавших из американской армии военнослужащих искали политического убежища в других странах.

Эти цифры выглядят мизерными по сравнению с антивоенными настроениями молодежи США сегодня.

В 1969 году, по данным газеты “Нью-Йорк тайме”, из армии США дезертировало 73 тысячи человек. Военнослужащие включаются в антивоенное движение. В апреле 1969 года в Нью-Йорке в рядах демонстрантов, протестовавших против войны, впервые шли одетые по форме группы американских солдат, а в апреле 1970 года был уже поставлен вопрос о создании общенациональной антивоенной солдатской организации, которая добивалась бы прекращения войны, координировала антивоенную деятельность солдат и оказывала финансовую помощь солдатским газетам и тем, кто подвергается судебным преследованиям.

Касается всех

О размахе антивоенных настроений среди американской молодежи свидетельствует тот факт, что в последние годы вопрос о войне во Вьетнаме стал центральным на конференциях и конгрессах не только демократических молодежных и студенческих организаций. Под нажимом рядовых членов его не могут обойти и руководители таких проправительственных организаций, как, скажем, НСА. Еще в августе 1966 года, незадолго до разоблачения связей НСА с ЦРУ, вопрос о Вьетнаме был поставлен на конгрессе этой организации. Характер его обсуждения состоял, по свидетельству очевидцев, не в том, “осудить или не осудить американскую политику. Речь шла скорее о том, насколько сильным должно быть это осуждение”. Ряд делегатов конгресса выступили с гневными разоблачениями американской политики во Вьетнаме. Радикально настроенная группа участников конгресса предложила резолюцию, призывавшую к немедленному выводу американских войск из Юго-Восточной Азии и требовавшую от НСА принимать участие во всех эффективных действиях, направленных на достижение этих целей. В комиссии, в работе которой приняло участие 200 делегатов, эта резолюция была провалена всего 30 голосами. Тем не менее, несмотря на лицемерие, уловки со стороны руководства НСА, на попытки поставить агрессора и его жертву на одну доску, демократически настроенные делегаты конгресса добились включения в резолюцию о Вьетнаме положений, что “война создала в стране климат, который угрожает праву свободного выражения мнения; когда свобода выражения мнений приравнивается к безответственности или даже предательству, основные гражданские свободы оказываются под угрозой”; что “война пагубно сказалась на решении серьезных внутренних проблем, ибо отвлекла ресурсы нации от жизненно важных внутренних проблем на военные усилия”, что “война разрушительно сказывается на планах в области образования и на жизни молодых американцев”. Резолюция потребовала “немедленного прекращения бомбардировок Северного и Южного Вьетнама; прекращения наступательных военных операций” как “необходимого условия для политического решения” вопроса; ясного и прямого “признания Соединенными Штатами Национального фронта освобождения как полноправной стороны любых переговоров”.

Факт принятия подобной резолюции отнюдь не свидетельствовал об отходе лидеров НСА от своих проимпериалисгических позиций. Данная резолюция была отзвуком конкретных действий американского студенчества за прекращение войны во Вьетнаме, отзвуком их антивоенных настроений, с которыми не могли не считаться лидеры НСА, чтобы окончательно не растратить своего влияния на широкие массы студентов страны.

Правящие круги и официальный пропагандистский аппарат США усиленно стремятся доказать, что массы американской молодежи не имеют ничего общего с растущим антивоенным протестом, что все выступления н демонстрации за окончание войны во Вьетнаме дело рук коммунистов. Расчет этой пропагандистской кампании прост – сыграть на антикоммунистических настроениях, отпугнуть массы американской молодежи от участия в антивоенном движении пугалом коммунизма. Старый прием буржуазии. Еще в 1845 году Ф. Энгельс писал: “Подобно некоторым правительствам, эти премудрые буржуа приписывают все движения, которые им непонятны, влиянию зловредных агитаторов, злоумышленников, демагогов, крикунов…”
Но американской молодежи все больше надоедает слушать ложь официальной пропаганды о том, что война ведется “для защиты Южного Вьетнама от коммунизма”, чтобы избежать в ближайшем будущем “войны с красными на берегах Калифорнии”. Расширение эскалации грязной войны в Индокитае убеждает их, что агрессор – это Соединенные Штаты, чьи войска убивают людей и производят варварские разрушения в странах, находящихся очень далеко от берегов Америки. Такое положение не может не вызвать роста оппозиции войне, которая вышла не только за рамки компартии, но и демократических молодежных и студенческих организаций. Теперь она охватывает широкие слои американского народа, в том числе и молодежи. Еще в декабре 1966 года студенческие руководители из 102 американских колледжей и университетов обратились с открытым письмом к президенту Джонсону, выражая в нем свою озабоченность и сомнения по поводу участия США во вьетнамской войне. И это были не агитаторы, не коммунисты, а президенты органов студенческого самоуправления университетов и редакторы университетских изданий, которые вплоть до недавнего времени рассматривались самими правящими кругами как простые придатки университетской администрации и монополий, финансирующих высшие учебные заведения. “Как выборные университетские руководители, – отмечалось в “Нью-Йорк тайме”, – эти студенты представляют гораздо более умеренную университетскую группу по сравнению с членами нового левого студенческого движения, которые часто и последовательно демонстрируют свои возражения по поводу войны”.

И именно эти “умеренные студенты” выразили сомнение в том, что жизненно важные интересы Америки находятся под угрозой в Юго-Восточной Азии, что эти интересы нужно защищать военной силой, что вмешательство США, влекущее за собой громадные разрушения и уничтожение людей, поможет Вьетнаму стать процветающей страной. Они выразили глубокое беспокойство по поводу противоречий между заявлениями правительства США о стремлении к мирному решению вопроса и действиями во Вьетнаме, отказом “согласиться с полным участием Вьетконга как независимой стороны на переговорах”, отказом “признать коалиционное (или прокоммунистическое) правительство, если народ Вьетнама вдруг пожелает иметь такое правительство в результате выборов под соответствующим международным контролем”.

В ответ на свои сомнения студенческие лидеры получили за подписью бывшего государственного секретаря США Дина Раска набор официальных заявлений, рассчитанных на оправдание в глазах общественного мнения агрессии американского империализма во Вьетнаме. Объективно этот ответ мог только способствовать переходу многих студентов на позиции активного участия в антивоенном движении, так как еще раз наглядно показал, что на благоразумие правительства США рассчитывать не приходится и прекращения войны во Вьетнаме нужно добиваться посредством упорной и последовательной борьбы.

Антивоенное движение молодежи породило многие новые формы борьбы, среди которых широкое распространение в США получили “тыч-ин” . Эта форма родилась в Мичиганском университете, “шефствующем” над Южным Вьетнамом. Первый в истории “тыч-ин” был посвящен вопросу об агрессии во Вьетнаме. В “тыч-ин” по вопросу о войне во Вьетнаме приняли участие миллионы молодых американцев. “Тыч-йн” против вмешательства империализма США во Вьетнаме и Доминиканской Республике, состоявшийся 21-22 мая 1965 года в Калифорнийском университете в Беркли, длился в общей сложности 35 часов, на его сессиях побывало 35 тысяч человек. Выступления транслировались по радио. В заседаниях приняли участие и выступили многие политические и профсоюзные деятели США, руководители молодежных и студенческих демократических организаций.

Американское студенчество одним из первых реагирует на новые акты злодеяний в Индокитае, как это имело место в связи с посылкой американских войск в Камбоджу, применением напалма, бомбардировками мирных объектов ДРВ и т. п. Студенты проводят демонстрации, ходят по домам, рассказывая правду о войне во Вьетнаме, организуют дискуссии соседей по вопросу о войне, издают свои газеты и информационные бюллетени, проводят сидячие забастовки на железнодорожных станциях, через которые идут эшелоны с войсками, направляющимися во Вьетнам, наконец, идут к солдатам в сами вагоны, беседуют с ними, распространяют среди них антивоенную литературу.

“Комитет дня Вьетнама” с центром в Беркли разослал по всему миру “Международный призыв”, в котором отмечалось: “Революционная борьба за самоопределение охватила сегодня весь мир. Подавление этого движения со стороны Америки является аморальным и угрожает миру во всем мире. Мы уверены, что борьба за самоопределение на других континентах связана с борьбой за демократию в Америке. Борьба в Америке против расизма и бюрократического обезличивания является частью того же самого движения, как борьба против американского милитаризма и империализма… Настала пора для народов мира сказать США: остановитесь!”

Когда 31 января 1966 года президент Джонсон объявил о возобновлении, после короткого перерыва, бомбардировок территории ДРВ, демократически настроенные студенты ряда университетов США сразу же выразили свой протест. Они надели и в течение нескольких дней носили черные повязки на рукавах как траур по тем американцам, которые должны были погибнуть во Вьетнаме. На Таймс-сквер в Нью-Йорке, у здания ООН, в Бостоне, в Вашингтоне и других городах состоялись короткие дневные и длительные ночные пикеты и демонстрации, организованные студентами.

Постоянным явлением в американских университетах стал отказ со стороны студентов слушать выступления государственных и политических деятелей, пытающихся оправдать агрессию во Вьетнаме. В таком положении не раз оказывался американский дипломат Аверелл Гарриман, который на протяжении многих лет принимал деятельное участие в разъяснении целей политики США в некоторых студенческих центрах, считающихся “подверженными коммунистическому влиянию”. Трудно пришлось Гарриману, например, в Корнеллском университете, когда он не смог ответить ничего вразумительного на критику студентами американской политики во Вьетнаме, а предпочел обвинить их в принадлежности к компартии и посоветовал “отправиться в какую-нибудь другую Страну”.

В положении обороняющейся стороны не раз приходилось быть по тем же причинам, что и Гарриману, бывшему вице-президенту США Губерту Хэмфри. В Калифорнийском университете его вместе с президентом Джонсоном предали символической казни через повешение во время двухтысячной студенческой демонстрации протеста против войны США во Вьетнаме. В Мичиганском университете студенты встретили Губерта Хэмфри пикетами с лозунгом: “Губерт Хэмфри – мастер войны”. На стадионе, где проходили торжества, они скандировали: “Прекратить войну во Вьетнаме!”

В целом американское студенчество проявляет большую по сравнению с рабочей молодежью активность в борьбе за окончание войны во Вьетнаме, поскольку молодые трудящиеся вынуждены направлять свои основные усилия на поиски работы, на обеспечение своего существования. Помимо этого, в силу необходимости частой смены рабочих мест, препятствий со стороны администрации предприятий и реакционных лидеров профсоюзов рабочая молодежь испытывает гораздо большие по сравнению со студенчеством трудности на пути к объединению своих рядов.

Однако с расширением эскалации и развитием антивоенного движения рабочая молодежь все более активно включается в борьбу. Об этом, в частности, свидетельствовала поддержка с их стороны, а также со стороны ряда профсоюзов кампании “весенняя антиЕоенная мобилизация” 1967 года, первого и второго вьетнамского моратория в октябре и ноябре 1969 года, весенних антивоенных выступлений 1970 года.

С ростом массовости движения за прекращение агрессии во Вьетнаме растет его организованность. Практика борьбы показывает участникам движения, что успех зависит от организации, от слияния в единый поток стихийно возникающих групп молодежи, выступающей за прекращение войны. Объединение антивоенных выступлений американской молодежи и студенчества в общенациональном масштабе стало возможным благодаря широте движения и росту политического сознания его участников.

В августе 1965 года в Вашингтоне был создан Национальный координационный комитет за окончание войны во Вьетнаме. Комитет возник сразу после крупной демонстрации против войны во Вьетнаме, состоявшейся в Вашингтоне. Но его создание было в значительной степени подготовлено всей предыдущей деятельностью демократических организаций и особенно антивоенным маршем в Вашингтон в апреле 1965 года, в котором приняли участие 25 тысяч молодых американцев.

С комитетом сотрудничали многие демократические молодежные и студенческие организации, а также организации взрослых, выступающие за мир.

По инициативе комитета уже 15-16 октября 1965 года был проведен Международный день протеста против войны во Вьетнаме. В Соединенных Штатах в мероприятиях, связанных с этим днем, приняли участие 100 тысяч молодых американцев. По призыву комитета действия протеста были организованы в этот день в 50 других странах. Еще с большим успехом международные дни протеста проходили в последующие годы. Так, в марте 1966 года демонстрации и другие действия протеста в связи с этими днями состоялись в большинстве основных городов США. Призыв комитета о проведении международных дней протеста нашел отклик приблизительно в 100 странах мира.

Стремление к объединению усилий в общенациональном масштабе захватило и американских студентов, выступающих за немедленное прекращение агрессии империализма США во Вьетнаме. В университетской среде возникла идея о проведении общенациональной студенческой забастовки протеста против войны. 28-30 декабря 1966 года 257 молодых американцев, представлявших около 50 университетов и колледжей США и более 30 молодежных и студенческих организаций, собрались в Чикаго на общенациональную студенческую конференцию.

На конференции присутствовали также 35 представителей от 19 независимых комитетов за окончание войны во Вьетнаме.

Участники конференции пришли к выводу, что условия для проведения общенациональной антивоенной студенческой забастовки еще не созрели. Вместе с тем было принято решение начать в общенациональном масштабе кампанию по мобилизации студентов для участия в Неделе Вьетнама, запланированной на 8-15 апреля 1967 года.

Конференция обратилась к американскому студенчеству с призывом в связи с Неделей Вьетнама. В призыве разоблачался агрессивный, расистский, варварский, незаконный характер войны против вьетнамского народа, борющегося за право на самоопределение. В нем разоблачался подлинный характер системы призыва в армию. “Это та система, – отмечалось в призыве, – которая делает возможной войну. Она способствует расизму в Соединенных Штатах. Она расчетливо обирает бедных. Она используется правительством для сокрушения устремлений расовых меньшинств. Война во Вьетнаме ясно показывает, что по отношению к университетам и колледжам администрация США предпочитает обучать американцев тому, чтобы сделать их инструментами войны, а не тому, чтобы они стали просвещенными людьми”.

Созданный на конференции Студенческий мобилизационный комитет призвал “всех студентов, желающих выступить против преступной войны, отдать все силы борьбе за ее окончание. …В частности, – отмечалось в воззвании, – мы предлагаем, чтобы 8-15 апреля были проведены как Неделя Вьетнама. Мы призываем, чтобы общенациональные студенческие действия в ходе этой недели завершились транспортировкой как можно большего числа студентов в Нью-Йорк и Сан-Франциско для участия во всеобщей весенней мобилизации антивоенного движения 15 апреля. Наконец, мы предлагаем сосредоточить внимание в ходе Недели Вьетнама на: 1) немедленном возвращении солдат домой; 2) сопротивлении призыву в армию и поддержке права индивидуума отказаться от сотрудничества с военной системой и 3) прекращении связи университетов с военными усилиями.

Особенно важно, чтобы мы, американские студенты, борющиеся за право самим определить наше будущее, поддержали право на самоопределение во всем мире и призвали к международному протесту против войны во Вьетнаме, которая лишает вьетнамский народ права на самоопределение”.
Для обеспечения широкого участия студентов в демонстрациях 15 апреля на конференции было внесено предложение, чтобы студенты давали клятву прибыть к этому дню в Нью-Йорк и Сан-Франциско для открытого выражения своей оппозиции войне.

Грандиозный успех демонстраций в Нью-Йорке и Сан-Франциско показал верность передового американского студенчества этой клятве. Только в Нью-Йорке в демонстрации приняло участие 400 тысяч человек, главным образом молодежь. Успех демонстрации “Весенней мобилизации за прекращение войны во Вьетнаме” явился также свидетельством большой работы, проделанной Студенческим мобилизационным комитетом, свидетельством широкого отклика американского студенчества на призыв общенациональной студенческой конференции, состоявшейся 28 – 30 декабря 1966 года в Чикаго.

Громадная работа была проделана Студенческим мобилизационным комитетом совместно с Национальным комитетом мобилизации по подготовке антивоенного выступления 21 октября 1967 года, когда 60 тысяч американцев, преимущественно молодежь, в буквальном смысле подвергли осаде здание министерства обороны США в Вашингтоне.

В августе 1968 года во время съезда демократической партии кровью американских студентов были залиты улицы Чикаго, когда полиция подвергла жесточайшему избиению демонстрантов, протестовавших против внешней и внутренней политики администрации демократической партии, претендовавшей в свое время на построение “великого общества”.

5 ноября 1968 года, в день президентских выборов, по призыву Национального комитета мобилизации и ряда демократических молодежных организаций в различных городах США вышли на демонстрации тысячи американских студентов. Они протестовали против “выборов без выбора”, против милитаристской политики правящих кругов США, против системы социальной несправедливости и эксплуатации, против общества социального и расового неравенства.

Так передовые американские студенты проводили администрацию Джонсона. Не с большими почестями встретили они и новую администрацию республиканской партии, устроив в январе 1969 года в Вашингтоне контрторжества по случаю вступления Р. Никсона в должность президента, которые тоже вылились в решительные антивоенные действия.

Под знаком усиления антивоенных настроений американской молодежи прошли в начале лета 1969 года выпускные церемонии во многих высших учебных заведениях США. Вполне понятно, что их участники не были ни коммунистами, ни даже “экстремистами”, за которых американская буржуазия стремится выдать всех протестующих студентов и которые якобы подстрекают к “бунту” массу “здравомыслящих” студентов. Нет, это были самые обыкновенные рядовые студенты, вчера еще вполне лояльные с точки зрения правящих кругов и университетской администрации. Но и они отказываются принимать ложь и обман буржуазной пропаганды как по воцр©сам внутренней, так и внешней политики американского империализма. Вот что, в частности, заявил рядовой выпускник в значительной степени кастового Йельского университета Уильям Томпсон: “За последние четыре года мы в йеле были свидетелями войны, оправдываемой фальшивыми утверждениями. Наши университеты в хаосе. Наши бедняки голодны. И все же наши средства и наша энергия расходуются на войну и ее продолжение. Сегодня, когда мы покидаем Иел, чувства возмущения и отчаяния владеют нами”.

1969 год был годом усиления организованности антивоенного студенческого движения. На состоявшейся в июле конференции Студенческого мобилизационного комитета за окончание войны во Вьетнаме вновь был поставлен вопрос о проведении общенациональной антивоенной студенческой забастовки. Если три года назад идея забастовки казалась нереальной, то 15 октября 1969 года после тщательной подготовки она состоялась в форме бойкота занятий, охватив свыше 400 американских университетов и колледжей. Около миллиона американских студентов откликнулись на призыв антивоенных организаций принять участие в мероприятиях второго вьетнамского моратория 13-15 ноября 1969 года. Этот призыв дошел и до солдат. Их было тысячи в рядах демонстрантов в Вашингтоне и Сан-Франциско. Даже на улицах Сайгона 15 ноября появились солдаты с черными повязками на рукавах – символом их соли дарности с демонстрациями протеста дома. А в то время в Вашингтоне их сверстники в течение 40 часов, днем и ночью, шли нескончаемой вереницей от Арлингтонского кладбища до Белого дома, складывая в гробы таблички с именами 40 тысяч американцев, погибших во Вьетнаме за чуждые им интересы Это был “Марш против смерти”, организованный и проведенный при самом активном участии Студенческого мобилизационного комитета за окончание войны во Вьетнаме.

14 февраля 1970 года собралась очередная национальная конференция комитета, она наметила план антивоенных мероприятий, потрясавших страну в течение всего года.

Активизация участия американского студенчества в антивоенном движении, в движении солидарности с борьбой вьетнамского народа имела громадное значение для политического роста американской молодежи и развития ее демократических движений. Вьетнамская война продемонстрировала молодому поколению Америки гнилость империализма, его агрессивную, кровавую сущность. Она явилась своеобразным катализатором подъема антиимпериалистических настроений молодежи. Солидарность с вьетнамским народом помогла многим молодым американцам заострить свое внимание на причинах, порождающих войны, социальную несправедливость, эксплуатацию, неравенство, национальное и расовое угнетение, фашизм, реакцию и милитаризм. Все большее число юношей и девушек США склонно искать эти причины в недрах капиталистического строя.

Антивоенное движение американской молодежи ширится, оно развивается по восходящей линии, по пути перехода от низших к более высоким формам борьбы, от пассивного выражения протеста к активному участию в антивоенном движении. Наиболее отчетливо это проявляется в росте и развитии движений и организаций американской молодежи, известных под названием “новые левые”.

Брычков А.Р. Молодая Америка.
М., “Молодая гвардия”, 1971.